Название романа - отсылка к Евангелию от Луки. Кольцевая композиция; 41 глава-очерк, кроме главы 3 "Скорбь" отражают годовой цикл православных праздников. Есть 4 круга действия романа: дом Вани, двор и Калужская улица, Москва, вся Россия. События дома -> объяснение сути праздника -> события в храме -> события в Москве. Ваня включен во взрослую жизнь через Михаила Панкратыча Горкина, который воспитывает мальчика, объясняет ему суть праздников и т.д. Шмелев воссоздает "ткань русского быта", "реставрирует слова"; в речи персонажей много просторечных слов, говоров, в романе отражены народные верования и традиции, отношение простых людей к православным праздникам.
немного цитатНаша вера хорошая, худому не научает, а в разумение приводит. ** Недавно я прочитал в хрестоматии, как старичок посадил горошину, и она доросла до неба. Зажмуришься – и видишь, вырос горох до неба, я лезу, лезу... если бы рай увидеть!.. Только надо очиститься от грехов. Горкин мне говорил, что старик не долез до неба, – грехи тянули, а он старуху еще забрал!.. – я горох сломал, и сам свалился, и старуху свою зашиб. – А праведные... могут до неба?.. – А праведные и без гороха могут, ангели вознесут на крылах. А он исхитрялся: по гороху, мол, в рай долезу! Не по гороху надо, а в сокрушении о грехах. ** Смотрю на мохнатые вербешки... – таких уж никто не сделает, только Бог. ** Бывает милосердие от смерти к жизни, а еще бывает милосердие ко праведной кончине.
Список литературы, рекомендованный для чтения 1-11 класс 1 класс читать дальшеЛ. Н. Толстой Рассказы для детей К. Д. Ушинский «Четыре желания» А. С. Пушкин «У лукоморья дуб зелѐный» А. Л. Барто Стихи для маленьких К. И. Чуковский «Телефон», «Муха- Цокотуха», «Мойдодыр», «Тараканище», «Краденное солнце» В. Осеева Рассказы Б. С. Житков «Помощь идѐт» С. В. Михалков «Дядя Стѐпа», «А что у вас?» С. Я. Маршак «Почта», «Вот такой рассеянный» В. В. Маяковский «Конь-огонь», «Кем быть?», «Что такое хорошо и что такое плохо» Н. Н. Носов Рассказы В. В. Бианки «Кто чем поѐт?», «Чей нос лучше?» Ш. Пьеро «Красная шапочка», «Кот в сапогах» Русские народные сказки. 2 класс читать дальшеЛ. Н.Толстой «Золотой ключик или приключения Буратино» Д. Мамин-Сибиряк «Емеля-охотник» М. Ю. Лермонтов «Бородино» Б. Заходер «Весѐлые стихи» С. Я. Маршак «Детки в клетке», Рассказ о неизвестном герое В. В. Бианки Рассказы о природе Н. Н. Носов «Приключения Незнайки» М. М. Пришвин «Разговор птиц и зверей» Е. Пермяк Торопливый ножик и другие рассказы Е. Чарушин Рассказы Э. Успенский Рассказы, сказки для детей С. Аксаков «Аленький цветочек» В. Даль Девочка снегурочка и другие рассказы Сказки зарубежных писателей Русские народные сказки Д. Родари «Чипполино» 3 класс читать дальше А. С. Пушкин «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о золотом петушке», «Сказка о царе Салтане», «Сказка о попе и работнике его Балде», «Сказка о мѐртвой царевне и семи богатырях» Н. А. Некрасов «Дед Мазай и зайцы» Д. Мамин-Сибиряк «Приѐмыш» А. П. Чехов «Каштанка» А. П. Гайдар «Чук и Гек», «РВС» К. Паустовский «Тѐплый хлеб», «Растрепанный воробей» Н. Сладков Рассказы о живой природе С. В. Михалков Стихи для детей Н. Н. Носов «Витя Малеев в школе и дома» М. М. Пришвин «Рассказы о природе» Б. И. Житков «Что я видел» В. Гюго «Козетта» Г. Х. Андерсен Сказки Р. Киплинг «Маугли» Сказки братьев Гримм Лагерлеф «Путешествие Нильса с дикими гусями» Произведения о военном времени 1941-1945 годов Сказки разных народов 4 класс читать дальшеА. С. Пушкин «Руслан и Людмила» М. Ю. Лермонтов «Ашик-Кериб» А. И. Куприн «Белый пудель» Ч. Айтматов «Свидание с сыном» М. Зощенко «Карусель» Н. Носов «Весѐлая семейка» М. М. Пришвин «Кладовая солнца» К. Паустовский «Чѐрная курица» В. П. Катаев «Сын полка» А. М. Горький «Детство», «Пепе» Э. Н. Успенский «Приключения в Простоквашино» А. О. Ишимова История России в рассказах для детей Знакомство с серией книг «Жизнь замечательных людей» Э. А. Гофман «Щелкунчик и Мышиный король» Братья Гримм Сказки В. Гауф «Маленький Мук» Сетон-Томпсон Рассказы о животных Д. Лондон «Зов предков» Сент-Экзюпери «Маленький принц» В. Губарев «Королевство кривых зеркал» 5 класс читать дальшеСказки разных народов (арабские, китайские, японские, английские, французкие, немецкие и др.) Литературные сказки (Андерсена, братьев Гримм, Перро, Гауфа, Гофмана, Пушкина, В. Одоевского, Погорельского, Гаршина и др.) Мамин-Сибиряк «Алѐнушкины сказки». Олеша Ю. «Три толстяка». Маршак С. «Двенадцать месяцев», «Горя бояться-счастья не видать». Шварц Е. «Снежная королева», «Два клѐна», «Дракон». Толстой Л.Н. «Детство», «Отрочество», «Севастопольские рассказы». Тургенев. Из «Записок охотника» рассказ «Бежин луг». Григорович. «Гуттаперчевый мальчик». Аксаков. «Детство Багрова-внука». «Аленький цветочек». Гарин-Михайловский. «Детство Темы». Короленко. «В дурном обществе». «Слепой музыкант». Куприн. «Чудесный доктор». «Слон». «Белый пудель». Андреев Л. « Петька на даче». Толстой А.Н. « Детство Никиты». Пришвин «Кладовая солнца», «Золотой луг». «Времена года». Волков «Волшебник Изумрудного города» и др. Паустовский «Барсучий нос». «Заячьи лапы», «Старый челн», «Подарок», «Стекольный мастер» (сборники «Летние дни», «Золотой линь»). Носов «Приключения Незнайки», «Незнайка в Солнечном городе». «Незнайка на Луне». Кэрролл «Алиса в Стране Чудес», «Алиса в Зазеркалье». Дефо «Робинзон Крузо». Свифт «Путешествия Гулливера». Распе «Удивительные приключения барона Мюнхгаузена». Линдгрен «Малыш и Карлсон», «Приключения Калле Блюмквиста». «Пеппи - Длинный Чулок», «Расмус-бродяга». Жюль Верн «Дети капитана Гранта», «80 тысяч лье под водой», «Таинственный остров», Лондон «Белый клык», «Зов предков», «Любовь к жизни». Стивенсон «Остров сокровищ». Алексеев С. «Сто рассказов из русской истории», «Исторические повести». Панова «Сказание об Ольге». Кассиль «Дорогие мои мальчишки». Ефетов М. «Девочка из Сталинграда», «Граната в ушанке». Дубов «Огни на реке». Белов В. «Скворцы», «Поющие камни». Алексин «Самый счастливый день». «Как ваше здоровье?». Петрушевская «Чемодан чепухи». Носов «Витя Малеев в школе и дома». Осеева «Васек Трубачев и его товарищи». Медведев «Баранкин, будь человеком». Яковлев Ю. «Когда уезжает друг». «Собирающий облака». Крапивин «Та сторона, где ветер», «Тень каравеллы». Крылов Басни. Чапек « Сказки и веселые истории». Киплинг «Маугли». Замятин «Огненная А». Чуковский К. И. «Чукоккала». Аверченко «Смерть африканского охотника» 6 класс читать дальшеМифы Древней Греции. Подвиги Геракла. Мифы древних славян. Народный миф о Солнце. А.С.Пушкин. "Узник", "И.И. Пущину", "Зимнее утро", "Метель", "Туча", Станционный смотритель", перевод А. Пушкина «Ворон к ворону летит» Шотландская народная баллада М.Ю.Лермонтов. "Парус", "Тучи", "Листок", "На севере диком...", "Утес", "Три пальмы". Н.В.Гоголь. "Ночь перед Рождеством". Н.А.Некрасов. "Железная дорога", "Школьник", "Дедушка". Н.С.Лесков. "Левша". А.П.Чехов. "Лошадиная фамилия", "Толстый и тонкий", "Беззащитное существо". Ф.И.Тютчев. Стихотворения. А.А.Фет. Стихотворения. А.П. Платонов. "Корова". М.М.Зощенко. "Галоша", "Встреча", "Монтер". В.П.Астафьев. "Конь с розовой гривой" В.Г.Распутин. "Уроки французского". А.А.Блок. Стихотворения. С.А.Есенин. Стихотворения. А.А. Ахматова. Стихотворения. Д. Лондон. "Любовь к жизни". Р. Брэдбери. Фантастические рассказы. 7 класс читать дальшеН.В. Гоголь. «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород», «Тарас Бульба» Бустужев-Марлинский А. «Лейтенант Бельвизор» и др. повести В.Ф. Одоевский. «Городок в табакерке» и др. рассказы А.С. Пушкин. «Повести Белкина» П. Мериме. Новеллы Н.С. Лесков. «Тупейный художник» И.С. Тургенев. «Записки охотника» М.Е. Салтыков-Щедрин. Сказки А.П. Чехов. Юмористические и сатирические рассказ А.К. Толстой. «Князь Серебряный» М.Ю. Лермонтов. «Боярин Орша» В. Скотт. «Айвенго», «Квентин Дорвард», «Ричард Львиное Сердце» Л.Н. Толстой. «Кавказский пленник», «Детство», «Отрочество» М. Твен. «Принц и нищий», «Янки при дворе короля Артура» А. Дюма. «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя», «Асканио» и др. произведения Хаггард. «Дочь Монтесумы», «Копи царя Соломона», «Прекрасная Маргарет» В. Каверин. «Два капитана» В.Г. Короленко. «Слепой музыкант» А. Конан Дойл. «Рассказы о Шерлоке Холмсе» М. Рид. «Белый вождь», «Оцеола – вождь семинолов» 8 класс читать дальшеМигель де Сервантес Сааведра «Дон Кихот» (можно в детском издании) Шекспир «Ромео и Джульетта», «Двенадцатая ночь», Учить наизусть сонеты (в переводе Мольер «Мещанин во дворянстве», «Тартюф» Свифт «Путешествия Гулливера» (можно в детском издании) Гете «Фауст» Шиллер «Разбойники». «Коварство и любовь» Д.И.Фонвизин «Недоросль», «Придворная грамматика» Н.М.Карамзин «Бедная Лиза», «Остров Борнгольм» А.С.Пушкин «История села Горюхина», «Капитанская дочка», «Пиковая дама» Ю.М.Лермонтов «Мцыри» Н.В.Гоголь. «Шинель», «Ревизор». «Женитьба» Ф.М.Достоевский «Бедные люди». «Униженные и оскорбленные» И.С.Тургенев «Ася», «Вешние воды», «Первая любовь», «Записки охотника» Л.Н.Толстой «Хаджи-Мурат» М.Горький «Макар Чудра» А.И.Куприн «Гамбринус» А.Т.Твардовский «Василий Теркин» А.де Сент-Экзюпери «Маленький принц» В.Г.Короленко «Слепой музыкант», «Парадокс» В.Каверин «Два капитана» Обручев «Земля Санникова» В. Астафьев «Фотография, на которой меня нет» и др. рассказы В.М.Шукшин «Дядя Ермолай» А.П.Платонов «В прекрасном и яростном мире» 9 класс читать дальшеА.С.Грибоедов. «Горе от ума» А.С.Пушкин. «Капитанская дочка», «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Маленькие трагедии», «Пиковая дама» М.Ю.Лермонтов. «Песня про купца Калашникова», «Герой нашего времени» Н.В.Гоголь. «Ревизор», «Мертвые души» И.С.Тургенев. «Ася», «Первая любовь», «Вешние воды» Ф.М.Достоевский. «Белые ночи» А.П.Чехов. «Скрипка Ротшильда» и др. рассказы И.А.Бунин. «Темные аллеи» М.Горький. «Челкаш» М.А.Булгаков. «Собачье сердце» М.А.Шолохов. «Судьба человека» А.Т.Твардовский. «Теркин на том свете» У.Шекспир. «Ромео и Джульетта», «Гамлет», комедии Ж.-Б.Мольер. «Мещанин во дворянстве», «Тартюф» И.-В. Гете. «Фауст» (отрывки) В.Гюго. «Собор Парижской Богоматери» 10 класс читать дальшеА.И. Герцен, «Доктор Крупов», «Сорока-воровка», «Кто виноват?», «Былое и думы» А.Н.Островский. «Снегурочка», «Гроза», «Бесприданница», «Свои люди - сочтемся», «За чем пойдешь, то и найдешь», «На всякого мудреца довольно простоты», «Доходное место». Н.Добролюбов. «Луч света в темном царстве» И.А.Гончаров. «Обломов», «Обрыв», «Обыкновенная история», «Фрегат Паллада» И.С.Тургенев. «Рудин», «Отцы и дети», «Записки охотника», «Накануне», «Дворянское гнездо», «Дым», «Первая любовь», «Вешние воды», «Ася» Ф.И.Тютчев Лирика А. А.Фет. Лирика Н.С.Лесков «Левша», «Тупейный художник», «Очарованный странник», «Леди Макбет Мценского уезда» Н.Г.Помяловский. «Очерки бурсы» Н.Г.Чернышевский. «Что делать?» Н.А.Некрасов. «Коробейники», «Кому на Руси жить хорошо?», лирика М.Е.Салтыков-Щедрин, «Господа Головлевы», «История одного города», «Пошехонская старина», сказки «Медведь на воеводстве», «Вяленая вобла», «Коняга», «Премудрый пескарь», «Верный Трезор», «Орелмеценат» Ф.М.Достоевский. «Бедные люди», «Белые ночи», «Неточка Незванова», «Униженные и оскорбленные», «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» Л.Н.Толстой. «Война и мир», «Севастопольские рассказы», «Анна Каренина», «Воскресение», «Утро помещика», «Казаки», «Набег», «Люцерн», «Хаджи-Мурат» А.П.Чехов. «Вишневый сад», «Три сестры», «Ионыч», «Палата №6», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», «Экзамен на чин», «Толстый и тонкий», «Устрицы», «Чайка» Ю.Бондарев «Горячий снег», «Берег», «Батальоны просят огня», «Выбор» А.Н.Арбузов «Годы странствий», «Мой бедный Марат» Бек «Новое назначение» В.Быков «Знак беды», «Сотников», «Карьер», «Обелиск», «Альпийская баллада» А.В.Вампилов «Утиная охота» Ф.А.Искандер «Сандро из Чегема» Б.А.Можаев «Мужики и бабы» В.Ф.Тендряков «Шестьдесят свечей», «Люди и нелюди», «Ночь после выпуска» В.Н.Крупин «Живая вода», «Сороковой день», «Великорецкая капель» 11 класс читать дальшеБунин И. Стихотворения, рассказы: "Господин из Сан-Франциско", "Солнечный удар", сб. "Темные аллеи" (2-З рассказа) Куприн А. "Олеся", "Гранатовый браслет" и др. Аверченко А. Рассказы (2-3) Зощенко М. Рассказы (2-3) Поэзия "серебряного "века Бальмонт К. Стихотворения по выбору учащихся Брюсов В. Стихотворения по выбору учащихся Гумилев Н. Стихотворения по выбору учащихся Цветаева М Стихотворения по выбору учащихся Горький М. "На дне", "Старуха Изергиль" Блок А. Цикл стихотворений, напр., "Стихи о Прекрасной Даме", Поэма "Двенадцать" Есенин С. Стихотворения разных лет Маяковский В. Стихотворения, поэма "Облако в штанах" Булгаков М. "Собачье сердце", "Мастер и Маргарита" Платонов А. Рассказы (2-3) Толстой А.Н. "Петр I" (обзорное изучение) Ахматова А. Поэма "Реквием", стихотворения по выбору учащихся Пастернак Б. Стихи из романа "Доктор Живаго" и др. Шолохов М. "Тихий Дон", рассказы по выбору учащихся Некрасов В. "В окопах Сталинграда" или Воробьев К. "Убиты под Москвой" Быков В. Произведение по выбору учащихся, напр., "Сотников" Стихи о войне Симонов К., Тихонов Н, Сурков А. и др. Солженицын А. "Один день Ивана Денисовича", "Матренин двор" Твардовский А. Обзор творчества. Распутин В. "Прощание с Матерой" "Деревенская" проза: В.Астафьев, В.Шукшин (по2-З рассказа) Драматургия: Вампилов А."Старший сын" Набоков В. Рассказы, напр., «Машенька» Шмелев И. «Лето господне» Авторская песня: Высоцкий В., Галич А., Окуджава Б., Цой В., Тальков И.и др. Совр. фантастика: Ефремов И., Булычев К., Стругацкие (по выбору учащихся) Толстая Т. Из сб. "На золотом крыльце сидели...", «Йорик», «Кысь» Улицкая Л. Любая проза
Выразить атмосферу бытия, жизнь в слове — одна из самых древних, насущных задач человеческого сознания. Тысячелетиями повторяется, что не хлебом единым жив человек, но и всяким словом Божьим. Речь идет о живом слове, выражающем и несущем жизнь. читать дальше** Но в том-то и дело, что человека столетиями поднимала над животным и уносила ввысь не палка, а музыка: неотразимость безоружной истины, притягательность её примера. До сих пор считалось, что самое важное в Евангелии нравственные изречения и правила, заключенные в заповедях, а для меня самое главное то, что Христос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности. ** Он так же, как она, понимал все с первого взгляда и умел выражать мысли в той форме, в какой они приходят в голову в первую минуту, пока они живы и не обессмыслятся. ** Я думаю, надо быть верным бессмертию, этому другому имени жизни, немного усиленному. ** Я сказал — надо быть верным Христу. Сейчас я объясню. Вы не понимаете, что можно быть атеистом, можно не знать, есть ли Бог и для чего он, и в то же время знать, что человек живет не в природе, а в истории, и что в нынешнем понимании она основана Христом, что Евангелие есть её обоснование. А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и её будущему преодолению. Для этого открывают математическую бесконечность и электромагнитные волны, для этого пишут симфонии. Двигаться вперед в этом направлении нельзя без некоторого подъема. Для этих открытий требуется духовное оборудование. Данные для него содержатся в Евангелии. Вот они. Это, во-первых, любовь к ближнему, этот высший вид живой энергии, переполняющей сердце человека и требующей выхода и расточения, и затем это главные составные части современного человека, без которых он немыслим, а именно идея свободной личности и идея жизни как жертвы. Имейте в виду, что это до сих пор чрезвычайно ново. Истории в этом смысле не было у древних. Там было сангвиническое свинство жестоких, оспою изрытых Калигул, не подозревавших, как бездарен всякий поработитель. Там была хвастливая мертвая вечность бронзовых памятников и мраморных колонн. Века и поколенья только после Христа вздохнули свободно. Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти, умирает, сам посвященный этой теме. ** Она никогда не могла предположить, что в чужих губах может сосредоточиться столько бесстыдства, когда их так долго прижимают к твоим собственным. ** Я вдруг все понял. Я понял, отчего это всегда так убийственно нестерпимо и фальшиво даже в Фаусте. Это деланный, ложный интерес. Таких запросов нет у современного человека. Когда его одолевают загадки вселенной, он углубляется в физику, а не в гекзаметры Гезиода. Но дело не только в устарелости этих форм, в их анахронизме. Дело не в том, что эти духи огня и воды вновь неярко запутывают то, что ярко распутано наукою. Дело в том, что этот жанр противоречит всему духу нынешнего искусства, его существу, его побудительным мотивам. Эти космогонии были естественны на старой земле, заселенной человеком так редко, что он не заслонял еще природы. По ней еще бродили мамонты и свежи были воспоминания о динозаврах и драконах. Природа так явно бросалась в глаза человеку и так хищно и ощутительно — ему в загривок, что, может быть, в самом деле все было еще полно богов. Это самые первые страницы летописи человечества, они только еще начинались. Этот древний мир кончился в Риме от перенаселения. Рим был толкучкою заимствованных богов и завоеванных народов, давкою в два яруса, на земле и на небе, свинством, захлестнувшимся вокруг себя тройным узлом, как заворот кишок. Даки, герулы, скифы, сарматы, гиперборейцы, тяжелые колеса без спиц, заплывшие от жира глаза, скотоложество, двойные подбородки, кормление рыбы мясом образованных рабов, неграмотные императоры. Людей на свете было больше, чем когда-либо впоследствии, и они были сдавлены в проходах Колизея и страдали. И вот в завал этой мраморной и золотой безвкусицы пришел этот легкий и одетый в сияние, подчеркнуто человеческий, намеренно провинциальный, галилейский, и с этой минуты народы и боги прекратились и начался человек, человек-плотник, человек-пахарь, человек-пастух в стаде овец на заходе солнца, человек, ни капельки не звучащий гордо, человек, благодарно разнесенный по всем колыбельным песням матерей и по всем картинным галереям мира. ** И над сильным властвует подлый и слабый. ** Как женщина беспорядочно начитанная, Анна Ивановна путала смежные понятия. ** Смерти не будет, говорит Иоанн Богослов, и вы послушайте простоту его аргументации. Смерти не будет, потому что прежнее прошло. Это почти как: смерти не будет, потому что это уже видали, это старо и надоело, а теперь требуется новое, а новое есть жизнь вечная. ** Сейчас он ничего не боялся, ни жизни ни смерти, все на свете, все вещи были словами его словаря. Он чувствовал себя стоящим на равной ноге со вселенною. ** Сейчас, как никогда, ему было ясно, что искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь. Большое, истинное искусство, то, которое называется Откровением Иоанна, и то, которое его дописывает. ** Утром он встал другим человеком, почти удивляясь, что его зовут по-прежнему. ** Женщины были нежно привязаны друг к другу и без конца друг на друга ворчали. ** Сошлись и собеседуют звезды и деревья, философствуют ночные цветы и митингуют каменные здания. Что-то евангельское, не правда ли? Как во времена апостолов. Помните, у Павла? «Говорите языками и пророчествуйте. Молитесь о даре истолкования». ** Революция вырвалась против воли, как слишком долго задержанный вздох. Каждый ожил, переродился, у всех превращения, перевороты. Можно было бы сказать: с каждым случилось по две революции, одна своя, личная, а другая общая. Мне кажется, социализм — это море, в которое должны ручьями влиться все эти свои, отдельные революции, море жизни, море самобытности. Море жизни, сказал я, той жизни, которую можно видеть на картинах, жизни гениализированной, жизни, творчески обогащенной. Но теперь люди решили испытать её не в книгах, а на себе, не в отвлечении, а на практике. ** Странно потускнели и обесцветились друзья. Ни у кого не осталось своего мира, своего мнения. Они были гораздо ярче в его воспоминаниях. По-видимому, он раньше их переоценивал. ** Его умение держать себя превышало нынешние русские возможности. В этой черте сказывался человек приезжий. ** Но не надо любить так запасливо и торопливо, как бы из страха, не пришлось бы потом полюбить еще сильней. ** Это небывалое, это чудо истории, это откровение ахнуто в самую гущу продолжающейся обыденщины, без внимания к её ходу. Оно начато не с начала, а с середины, без наперед подобранных сроков, в первые подвернувшиеся будни, в самый разгар курсирующих по городу трамваев. Это всего гениальнее. Так неуместно и несвоевременно только самое великое. ** Совершенно ясно, что мальчик этот — дух его смерти или, скажем просто, его смерть. Но как же может он быть его смертью, когда он помогает ему писать поэму, разве может быть польза от смерти, разве может быть в помощь смерть? Он пишет поэму не о воскресении и не о положении во гроб, а о днях, протекших между тем и другим. Он пишет поэму «Смятение». ** Вы говорите, мои слова не сходятся с действительностью. А есть ли сейчас в России действительность? ** Он мыслил незаурядно ясно и правильно. И он в редкой степени владел даром нравственной чистоты и справедливости, он чувствовал горячо и благородно. Но для деятельности ученого, пролагающего новые пути, его уму недоставало дара нечаянности, силы, непредвиденными открытиями нарушающей бесплодную стройность пустого предвидения. А для того чтобы делать добро, его принципиальности недоставало беспринципности сердца, которое не знает общих случаев, а только частные, и которое велико тем, что делает малое. ** Я не раз замечал, что именно вещи, едва замеченные днем, мысли, не доведенные до ясности, слова, сказанные без души и оставленные без внимания, возвращаются ночью, облеченные в плоть и кровь, и становятся темами сновидений, как бы в возмещение за дневное к ним пренебрежение. ** Часто потом в жизни я пробовал определить и назвать тот свет очарования, который ты заронила в меня тогда, тот постепенно тускнеющий луч и замирающий звук, которые с тех пор растеклись по всему моему существованию и стали ключом проникновения во все остальное на свете, благодаря тебе. Когда ты тенью в ученическом платье выступила из тьмы номерного углубления, я, мальчик, ничего о тебе не знавший, всей мукой отозвавшейся тебе силы понял: эта щупленькая, худенькая девочка заряжена, как электричеством, до предела, всей мыслимою женственностью на свете. Если подойти к ней близко или дотронуться до нее пальцем, искра озарит комнату и либо убьет на месте, либо на всю жизнь наэлектризует магнетически влекущейся, жалующейся тягой и печалью. Я весь наполнился блуждающими слезами, весь внутренне сверкал и плакал. Мне было до смерти жалко себя, мальчика, и еще более жалко тебя, девочку. Все мое существо удивлялось и спрашивало: если так больно любить и поглощать электричество, как, вероятно, еще больнее быть женщиной, быть электричеством, внушать любовь. ** Первенство получает не человек и состояние его души, которому он ищет выражения, а язык, которым он хочет его выразить.
читать дальшеНелегко объяснить, почему мне так тяжело смотреть людям в глаза. Представьте, что вам разрезают скальпелем грудь и копошатся в ваших внутренностях, сдавливают сердце, легкие, почки. Когда я смотрю людям в глаза, у меня возникает такое же чувство грубого постороннего вмешательства. Я не смотрю людям в глаза, потому что считаю невежливым копаться в чужих мыслях, а глаза — это зеркало души, в них все видно. ** Попрактикуемся в ожидании? В этом нет необходимости. Я настоящий гуру в этом деле. ** С годами он научился сопереживать, как я бы, например, выучила греческий, — он переводит образ или ситуацию в своем умственном информационном центре, пытается найти подходящее чувство, но так и не овладел этим языком в совершенстве. ** Иногда мне кажется, что сердце человека — просто полка. На нее многое можно положить, но, случается, полка не выдерживает груза — и человеку остается подбирать обломки. ** Вот где я, когда ухожу: Здесь мое тело становится роялем, на котором только черные клавиши, диезы и бемоли, а ведь каждому известно: чтобы сыграть мелодию, что трогает людей, нужны и белые клавиши. Поэтому я возвращаюсь: Найти эти белые клавиши. ** Идеальное преступление — настоящая головоломка, потому что умение избежать наказания за убийство не имеет ничего общего с механизмом убийства как такового, а зависит лишь от действий, предшествующих убийству и следующих за ним. Единственный способ сокрытия преступления — не говорить о нем ни одной живой душе. Ни жене, ни матери, ни священнику. И, разумеется, убивать нужно подходящую жертву — человека, которого не будут искать. Человека, которого никто не захочет больше видеть. ** Отсюда следуют два вывода: воспитание детей — это не существительное, а глагол — бесконечный процесс, а не одно достижение. Не имеет значения, сколько лет вы на него потратили, кривая воспитания остается относительно прямой. ** Возможно, поэтому панихиды всегда в минорных тонах; быть по ту сторону смерти — почти то же самое, что иметь синдром Аспергера. ** Представьте, что неожиданно вы вместо Америки окажетесь в Англии. Тут же «bloody» — «убийственный» — станет ругательством, а не описанием места совершения преступления. «Pissed» будет означать не «злой», а просто «пьяный». «Dear» — «дорогостоящий», а не «любимый». «Potty» — «слегка помешанный», а не «горшок»; «public school» («государственная школа») окажется «частной школой», a «fancy» («фантазия») — глаголом. Если вы окажетесь в Великобритании, а сами будете, скажем, корейцем или португальцем, такое замешательство объяснимо. В конечном счете, язык вам не родной. Но если вы американец, формально английский — ваш родной. Поэтому разговоры, лишенные смысла, ставят вас в тупик, и вы просите собеседников повторять фразы еще и еще раз в надежде, что в конечном итоге незнакомые слова станут понятны. Вот так и с синдромом Аспергера. Мне приходится усердно работать над тем, что для других людей кажется естественным, потому что я всего лишь турист в окружающем мире. А это путешествие с билетом в один конец. ** Когда я смотрю фильм, все немного по-другому. Каждая сцена в моем воображении становится каталожной карточкой возможного развития событий. «Если когда-нибудь придется спорить с женщиной, постарайся ее поцеловать, чтобы сломить сопротивление. Если оказался в самой гуще сражения и твоего товарища подстрелили, дружба обязывает тебя вернуться назад, под пули и вытащить его. Если хочешь быть „гвоздем“ вечеринки, нарядись в тогу». Позже, когда я оказываюсь в необычной ситуации, я роюсь в своих карточках киношных сцен и мимики актеров и тут же знаю, как правильно себя повести. ** Последнее, что я помню, перед тем как исчезнуть: числа имеют смысл. О людях такого не скажешь. ** — А как насчет небольшой благодарности? — взорвалась я. — Почему не оценить то, что я для тебя делаю? Сбитый с толку Джейкоб посмотрел в тарелку, потом на меня. — Я готовлю тебе ужин. Складываю белье. Вожу тебя в школу и забираю оттуда. Ты когда-нибудь задумывался, зачем я это делаю? — Потому что это твоя работа? — Нет, потому что я люблю тебя, а когда любишь, делаешь для человека все, не ожидая благодарности. — Но ты же ждешь благодарности, — упрекнул он. Именно тогда я поняла, что Джейкобу никогда не постичь, что такое любовь. Он бы поздравил меня с днем рождения, если бы я прямо попросила об этом, но сделал бы это не от сердца. Нельзя заставить человека любить; любовь идет изнутри, а Джейкоб устроен по-другому.
Тот неловкий момент, когда на работе наконец-то выдалась пара-тройка свободных минут (т.е. какая-то адекватная нагрузка, а не как обычно), а netflix не запускается на рабочем компьютере, поэтому посмотреть сериал нет возможности. Боль, печаль, экзистенция, пойду почитаю книжку, что делать-то. Выбираю между тем, чтобы дочитать "Доктора Живаго" или почитать The Haunting of Hill House, по мотивам которого снимался одноименный сериал. Сериал, кстати, мне понравился. Не столько страшный, сколько про отношения в семье; люблю такое, как ни крути. Посмотрел The Order исключительно в рамках флешмоба на лето "посмотри хоть что-нибудь на английском", понял, что сериалы про подростков и мистику определенно не мое, но с некоторых моментов поржал. Надо же оправдывать пресловутое "сё б те ржать", в конце-то концов. Оказалось, что ехать в метро и смотреть сериалы вполне удобно, вот фильмы грузятся так себе, а сериалы идут очень даже неплохо. Сейчас выбираю, что посмотреть: The society, Ghost wars, The Umbrella Academy, The Alienist, What If, Scream или Outlander. Последние два, конечно, больше, чем по одному сезону, но все же. Сходил на "Анну Каренину", в которой глубоко разочаровался (ох уж эти завышенные ожидания) и на мюзикл "Преступление и наказание", который был чуть более, чем просто прекрасен. Первый, пожалуй, мюзикл, на котором я записывал слова песен прямо во время мюзикла, потому что уж слишком было хорошо. Совершенно не испортило мюзикл вплетение современности в классическое произведение. Очень понравилось, как были переданы сны Раскольникова, как режиссер переформулировал идею обращения к Библии и как ввел фигуру автора в спектакль. Словом, категорически рекомендую. Побывал на выставке коллекции Fondation Louis Vuitton в Пушкинском музее. Несмотря на то, что современное искусство я люблю крайне выборочно, от выставки получил массу удовольствия. Особенно впечатлили работы Абрамович (не удивлен, что это человек Сербии! Перфомансы и инсталяции у нее, как граффити Белграда), Рихтера, Мессаже, Польке. Рекомендую, словом, жителям Москвы и в оную понаехавшим. ** Хочу снова записывать сны и складывать слова в вирши и не-сказки. Иногда что-то никогда не меняется.
Никогда не думал, что этот список появится, а он вот появился. Сериалы на английском: 1. The Haunting of Hill House 3/10 **** 2. The Order 10/10 *** 3. The Society 10/10 очень мне понравился, жду второй сезон; неожиданно, но факт 4. Haunted 6/6 **** 5. The Family 2/6 *** Сериалы на русском: 1. Мыслить как преступник 1 сезон 7/22 ***** 2. Секс в другом городе 1 сезон **** 3. Чернобыль 5/5 ****
В человеческом облике не совсем человек; существо иного порядка, иного измерения; точно метеор, заброшенный к нам из каких-то неведомых пространств... Кажется он сам, если не сознавал ясно, то более или менее смутно чувствовал в себе это «не совсем человеческое», чудесное или чудовищное, что надо скрывать от людей, потому, что это люди никогда не прощают. Отсюда — бесконечная замкнутость, отчужденность от людей, то, что кажется «гордыней», «злобою». читать дальше** Как пишет Э.Кречмер «шизоид не смешивается со средой, «стеклянная преграда» между ним и окружающим всегда сохраняется». Другой характерной чертой шизоидов является дисгармоничность, парадоксальность их внешнего облика и поведения. Шизоиды — люди крайних чувств и эмоций; они либо восхищаются, либо ненавидят. Основой шизоидного темперамента по Э.Кречмеру является, так называемая психэстетическая пропорция, сочетание черт чрезмерной чувствительности (гиперестезия) и эмоциональной холодности (анестезия). Выделяют два крайних варианта шизоидной психопатии с широкой шкалой переходных вариантов: сенситивные шизоиды — мимозоподобные, гиперестетичные с преобладанием астенического аффекта; экспансивные шизоиды — холодные личности с преобладанием стенического аффекта. Это решительные, волевые натуры, не склонные к колебаниям, мало считающиеся со взглядами других. Среди них нередки люди со «скверным характером», высокомерные, холодные, крутые, неспособные к сопереживанию, иногда бессердечные и даже жестокие, но в то же время легко уязвимые, с глубоко скрываемой неудовлетворенностью и неуверенностью в себе, капризные и желчные. Весь мир для них неприглядный мрак, глухая ночь. Они склонны к эксплозивным реакциям. При появлении серьезных жизненных затруднений у них нарастает суетливость, раздражительность со вспышками гнева и импульсивными поступками. «Ранимое колкое самолюбие, переживание своей неполноценности может порождать в замкнуто-углубленном панцирь-защиту в виде стеклянной неприступности, вежливой церемонности, или серой злости, или разнообразных улыбающихся клоунских масок», — так углубленно-образно описывает М.Е. Бурно характер шизоида к которому справедливо относит и М.Ю. Лермонтова. ** Очень трудная задача была дать психопатологический анализ личности Лермонтова и Маяковского. Ни тот, ни другой поэт не страдали психическими заболеваниями, но имели значительные личностные отклонения от нормы. ** Что же, из того, что Чехов пытался шляпой ловить солнечный луч и надеть себе его на голову вместе со шляпой, или, что Толстой разговаривал с ящерицами, или Лесков, прислушивался к звуку падающей на фарфор ваты, как описывает это М. Горький, считать их безумными? ** Не разлюбим тех кого полюбили, если узнаем подробно их душевный склад, потому, что любой не слабоумный не разрушившийся личностно человек бездонен — неповторим, таинственно сложен своей душевной духовной особенностью под знаком какого-то характера. ** Путь до Илимского острога был холоден и бесконечен, как и его заледеневшие душа и мысли. И невольно возникали страдальческие рифмы, под завывание степного ветра и метель, бьющую в окно арестантской кибитки. ** ...писатель-революционер, был бы он жив, мог написать еще один памфлет, за который потомство могло рассчитаться с ним ГУЛАГОМ, по сравнению с которым Илимский острог — это, по существу, санаторий ЦК КПСС. ** А где же страдающий, измученный телесным и душевным недугом человек с его горестями, надеждами, просто человеческой слабостью? ** Народ как всегда безмолвствовал, потому что не только не знал французского языка, на котором было написано первое, да и все последующие письма, но и собственной русской грамоте был не обучен. ** Самое тяжелое «роковое» в судьбе Лермонтова — не окончательное торжество зла над добром, а бесконечное раздвоение, колебание воли, смешение добра и зла, света и тьмы. ** Сожительство в Лермонтове бессмертного и смертного человека составляло всю горечь его существования, обусловило весь драматизм, всю привлекательность, глубину и едкость его поэзии. Одаренный двойным зрением, он всегда своеобразно смотрел на вещи. Людской муравейник представлялся ему жалким поприщем напрасных страданий. ** Странный склад ума проявился у Гоголя уже в его отрочестве: полное равнодушие к знанию при хороших способностях, отсутствии интереса ко всем предметам, при пытливом и деятельном уме. Его живо интересовало только то, что имело непосредственный интерес к его личности. ** Тоска была всеобъемлющей, и что, страшнее всего, непонятно откуда берущейся, беспричинной, темной и безотрадной, как осенняя ночь с мелким нудным холодным дождем. ** Из более ста персонажей, по мнению В.Чижа, сколько-нибудь очерченных у Достоевского, более четверти — душевнобольные; такого соотношения нельзя найти ни у кого. Разнообразные проявления эпилепсии описаны у Нелли («Униженные и оскорбленные»), Мышкина («Идиот»), Кириллова («Бесы»), Смердякова («Братья Карамазовы»). Создавая свои произведения, Достоевский в то время еще не имел понятия ни о психопатиях, ни об акцентуациях характера. Но мастерский рисунок патологических характеров своих персонажей легко уложился в рамки теории К. Леонгарда об акцентуированных личностях впервые описанных им только в 1964 году. В большой по объему классификации К.Леонгарда мы найдем эмотивных (Соня Мармеладова), гипертимических (Катерина Осиповна из «Братьев Карамазовых»), аффективно-лабильных (Разумихин — друг Раскольникова), экзальтированных (Катерина Ивановна из «Братьев Карамазовых»), демонстративных (Федор Павлович Карамазов), параноических (Раскольников, жена Мармеладова), возбудимых (Дмитрий Карамазов) и пр.пр. ** Когда умер Достоевский, Зигмунду Фрейду было 26 лет и ничто не предвещало, что молодой доктор медицины через 20 лет совершит открытие, потрясшее лучшие умы Старого и Нового света — открытие психоанализа. Одним из краеугольных камней этого учения является трехкомпонентная модель личности человека. Выглядит она так — Сверх Я, Я, Оно (супер Эго, Эго, Ид). «Сверх Я»- это надстройка общественно-социальная, «Я» — это сама личность, ее ядро, и «Оно»- глубинное, темное, подсознательное, задавленное «Сверх Я» и «Я» и только иногда прорывающееся в сознание при определенных состояниях человеческой психики. Вот это самое «Оно» Достоевский назвал «подпольем», предвосхитив тем самым идеи творца психоанализа. Нарисовано это подполье особенно ярко в «Записках из подполья», да и в других произведениях («Братья Карамазовы», «Преступление и наказание» и др.). Достоевский описывал «подполье» как вместилище всех человеческих пороков, все самое гнусное, мерзкое отвратительное, что есть в человеке — зависть, жадность, ревность, прелюбодеяние, страсть к мучительству, извращенная похотливость — «все семь смертных грехов», покоящиеся до поры — до времени на темном дне погреба и вырывающиеся иногда наружу, сея смерть, разрушения, унижая и оскорбляя слабых, растлевая детей, бросая людей в волны смрадного разврата. ** В лице Гаршина меня поразила обреченность. У него было лицо, обреченного погибнуть. ** Здоровому, веселому, крепкому жизнерадостному человеку — что ему делать с безумием, с галлюцинациями, с калейдоскопическим бредом, с вихрем кошмаров и иллюзий? Он затесался в толпу безумцев случайно, он здесь гость, а не свой, и тем он вдвойне несчастен — веселый и ловкий, здоровый и сильный человек! Безумие для него не призвание, не стихия его души, оно для его творчества совершенно бесплодно, оно не дает его душе никаких питаний, и все его произведения свидетельствуют, что как безумен, он был неудачник, как бывают неудавшиеся педагоги, неудавшиеся доктора. ** «К семнадцатому году молодой Маяковский оказался единственным из известных поэтов, у которого не просто темой и поводом, но самим материалом стиха, его фактурой были кровь и насилие. ** Хороший подлец всегда лучше плохого честного человека. Есть черное, и есть белое, а смешай их — будет грязное. Я всю жизнь мою встречал только плохих честных людей, таких знаете, у которых честность-то из кусочков составлена, точно они ее под окнами насбирали, как нищие. Это — честность разноцветная, плохо склеенная, с трещинами... А то есть честность книжная, вычитанная и служащая человеку — как его лучшие брюки — для парадных случаев... Да, и вообще, все хорошее у большинства хороших людей — праздничное и деланное; держат они его не в себе, а при себе, на показ, для форса друг перед другом. ** Из древних философов Аристотель смотрел на самоубийство, как на безнравственный поступок, безнравственный не по отношению к самому себе, а по отношению к государству. Эпикур находил человека, кончающего самоубийством, потому что ему жизнь опостыла, смешным, осуждая таким образом самоубийцу как лишенного твердых моральных принципов человека. В противоположность такому взгляду стоики защищали мнение, что прощаться с жизнью должно быть каждому дозволено и самоубийство рассматривалось в философской школе стоиков, как добродетель. Зено (Zeno) повесился в глубокой старости, после того как он упал и поломал себе палец. Народ воздвигнул, ему памятник с надписью: «Жизнь его совпадала с его учением». Учение стоиков о самоубийстве нашло себе среди римских философов приверженца в лице Сенеки (Seneca), который защищал «свободу» умирать, кому как хочется. Указывая на то, что все люди имеют один только вход в жизнь и много различных выходов из жизни, Сенека проповедовал: «Если несчастье настойчиво преследует несчастие, то он в каждый момент может уйти из жизни. Дверь открыта. Кто не хочет дольше оставаться, может уходить. Видишь ты тот крутой отвес? Оттуда вниз дорога к свободе! Видишь ты там море, реку, колодезь? На их дне живет свобода! Видишь ты то небольшое, иссохшее, искривленное дерево? На нем висит свобода!.. Ты спрашиваешь, каков самый легкий путь к свободе — каждая артерия твоего тела — такой путь к свободе!» Религиозная философия (монотеистические религии) осуждает самоубийство, как преступление, и лишь немногие отцы церкви как Евсебий (Eusebius), Хридостом (Chrisostomas), Иероним (Hieronymus) извиняют самоубийство в случаях, где невинность подвержена опасности. Магомет (Mohammed) прямо запрещает самоубийство: «Не будьте самоубийцами; кто провинится против этой заповеди, того пожрет огонь ада» (Коран, Сура 4). Философия XVIII и XIX столетий в лице некоторых своих главных представителей видела в самоубийстве безнравственней поступок. Кант (Kant) обозначал самоубийство безнравственным поступком, т. к. самоубийца унижает этим поступком в своем лице человеческое наше достоинство. Шопенгауэр (Schopenhauer) говорит, что самоубийство стоит на дороге к выполнению высших моральных целей, т.к. оно вместо настоящего избавления от мира горя и мучений дает лишь фиктивное спасение из положения. Однако, он далек от того, чтобы объявить самоубийство преступлением и говорит, что надо осудить самоубийство, чтобы не быть осудимым на самоубийство. Геббель (Hebbel) думает, что самоубийство всегда грех, если оно вызвано какой-нибудь одной деталью жизни, а не совокупностью всех обстоятельств жизни, не «всей жизнью». ** Длинным двуручным мечем средневекового палача, гибким, как бич, я убивал бесчисленное множество людей, они шли ко мне справа и слева, мужчины и женщины, все нагие, шли молча, склонив головы, покорно вытягивая шею. Сзади меня стояло неведомое существо, и это его волей я убивал, а оно дышало в мозг мне холодными иглами. ** Вот на скамье бульвара, у стены кремля сидит женщина в соломенной шляпе и желтых перчатках. Если я подойду к ней и скажу: — Бога нет. Она удивленно, обиженно воскликнет: — Как? А — я? — тотчас превратится в крылатое существо и улетит, вслед за тем вся земля немедленно порастет толстыми деревьями без листьев, с их ветвей и стволов будет капать жирная, синяя слизь, а меня как уголовного преступника приговорят быть 23 года жабой и чтоб я, все время день и ночь звонил в большой, гулкий колокол Вознесенской церкви. Так как мне очень, нестерпимо хочется сказать даме, что бога нет, но я хорошо вижу, каковы будут последствия моей искренности, — я как можно скорей, стороной, почти бегом, ухожу. ** Все — возможно. И возможно, что ничего нет, поэтому мне нужно дотрагиваться рукою до заборов, стен, деревья. Это несколько успокаивает. Особенно — если долго бить кулаком по твердому, убеждаешься, что оно существует. Земля очень коварна, идешь по ней также уверена как все. люди, но вдруг ее плотность, исчезает под ногам земля становится такой же проницаемой, как воздух, — оставаясь темной, — и душа стремглав падает в эту тьму бесконечно долгое время, оно длится секунды. Небо тоже ненадежное; оно может в любой момент изменить форму купола на форму пирамиды вершиной вниз острие вершины упрется и череп мой и я должен буду неподвижно стоять на одной точке, до поры пока железные звезды, которыми скреплено небо, не перержавеют, тогда оно рассыплется рыжей пылью и похоронит меня. Все возможно. Только жить невозможно в мире таких возможностей. Душа моя сильно болела. И если б, два года тому назад я не убедился личным опытом, как унизительна глупость самоубийства я наверное применил бы этот способ лечения больной души. ** Тоска по одиночеству характерна для психастеника (независимо от таланта и профессии) именно потому, что лишь наедине с собою он приходит в себя: ослабевает тревожное переживание той неестественности (напрягающее его на людях), яснее становится собственное чувство-отношение к происходящему с ним в жизни, и он, соскучившийся по себе самому, по самым близким ему людям, успокаивается в сравнительной душевной свободе, тревожась, однако, что кто-нибудь чужой может нарушить это его ощущение свободы-самособойности. А если в тишине спасительного одиночества он еще имеет возможность творить, то это еще более усиливает радость встречи с собою до светлого вдохновения. ** Тревожный, аналитически сомневающийся, неуверенный в себе, в своих чувствах реалист, он боится смерти. В отличие от людей одухотворенно-аутистического (идеалистического) склада, психастеник обычно не способен к серьезному религиозному переживанию.
читать дальшеОбнаружила занятную вещь: когда смотришь смерти в глаза, центром вселенной становится твой собственный пупок. ** Вдруг не дочитывать книги – это грех и Нола обречена торчать в чистилище, томясь от незнания, чем все завершится? Или ей уготована другая кара – до скончания времен барахтаться среди бесчисленных страниц, запутываться в саргассах недочитанных историй? ** – Господи, вы меня совсем запутали. Не поспеваю за ходом ваших мыслей. – Извините, но менять этот ход для вашего удобства я не стану. Не поспеваете – значит, заблудитесь рано или поздно. ** Интересно, что происходит в аду с игроками? Может, их поджаривают на кострах из проигрышных лотерейных билетов? Или они должны до скончания времен ползать на коленках, искать выигрышный билет, что выпал через дырку в кармане? ** Ад для игрока – пассивно смотреть, как другие делают ставки. Собственно, мы с вами уже в этом аду. ** Не каждый день припираешь к стенке своего психотерапевта. Обычно психотерапевты недосягаемы, что? там у них в жизни происходит – тайна за семью печатями. Нола вовсе не хотела уязвить Роджера, просто ее мучило любопытство. ** Не знаю точно, как там все устроено, да только если ты с собой покончишь, виновата буду я, и в аду гореть тоже мне. Так интуиция подсказывает. Проверять, ошибается интуиция или нет, я не хочу. ** Полноценная человеческая личность помимо разума и гордости обладает эмоциями, испытывает сексуальное влечение, способна сопереживать. Есть и другие признаки человечности, которых вам, Нола, недостает. Я не уничтожу вас, не бойтесь. Я помогу вам стать человеком. Того, что свершится здесь, не достичь посредством умных книг, фильмов из категории «не для всех», изобразительного искусства и классической музыки. ** Что за дурацкий выбор – распрощаться с собственной индивидуальностью или с самой жизнью. ** Человеку, который только что сыграл роль господа бога, не нужны оправдания, чтобы пообедать со своим творением. ** В отдельные умы вкралось подозрение, что в ресторане имеет место вовсе не очередной садистский перформанс в жанре «панк-рок». ** Она откинулась на сиденье, очень довольная, что придумала, как убить вечер, себя оставив в живых. ** Кто-кто, а отец Андерсон врать не станет. Не по чину ему врать-то. ** Это нормально – чувствовать страх. Теперь вы знаете: для того, чтобы стать настоящей, недостаточно магии из волшебных сказок. ** Вспомни Нолу – она отлично играла словами. Она свою жизнь превратила в слова и запуталась в этой паутине. Мы же используем слова, чтобы паутину распутать. Нам не нужны дополнительные словесные узлы. ** Кажется, впервые она осознала, что лишается своего особого свойства, волшебного умения – создавать людей. ** С альтерами всегда так: только начнешь их создавать – сразу входишь во вкус. Остановиться очень трудно, и альтеры множатся день ото дня. ** Нормальное человеческое желание. Людям свойственно желать смерти ближнему. ** Я привыкла запирать квартиру, чтобы воры не украли мои деньги, но только недавно догадалась, что всю жизнь у меня похищают время. Минуты, часы, целые дни. И новые взять неоткуда. Время не продается. Время не поместишь на банковский счет, под проценты, не вложишь в ценные бумаги. Его можно только тратить – по одной секунде. ** Я ее убил. Все равно что собственными руками петлю на ее горле затянул, сам табуретку выбил у нее из-под ног. Я это сделал. Потому что я – мошенник. Полый человек, притворяющийся живым и теплым. ** Ты свои словеса людям в глотки запихиваешь. Ты и жену свою задушил, ты ее на веревке из словес вздернул, а веревка на дереве познания болталась. Словоблудник! Ты слова не только изо рта изрыгаешь, а еще кое из чего! Они у тебя липкие, через них можно сифилис подцепить. Они убивают тайными смыслами и ложью. Ложью! Ложью! – Твоя ненависть ко мне понятна, Джинкс. Только имей в виду – нож проблемы не решит. Нож – не ответ. – Значит, нож – вопрос. Острие правды. ** Другие люди тоже ищут истину. Их принято называть хорошими.
читать дальшеА это уже само по себе почти преступление — вам не кажется? — когда такой восхитительный акт, как лишение жизни, превращается в нечто обыденное и напрочь лишенное артистизма. ** Называйте меня романтиком, если угодно, но я действительно верю в идеальное преступление. Как и встреча с настоящей любовью, это просто вопрос времени и терпения; нужно верить, не терять надежду, пользоваться моментом, точно уловить день… ** Мать — слово сложное, насыщенное таким множеством ассоциаций, что я вряд ли могу его по-настоящему понять, а значит, прочувствовать. Порой оно того же чистого голубого цвета, что и одеяние Девы Марии, а порой серого, как клубы пыли под кроватью, где я любил прятаться в детстве. Иногда оно бывает зеленым, словно сукно в лавке на рынке, и пахнет неуверенностью, утратой, черными раскисшими бананами, солью, кровью и воспоминаниями… ** Несчастные случаи так легко происходят. ** Поэтому единственное, что ему нужно понять, это как создать условия для идеального преступления. ** И боится он не преступного акта как такового. Он боится последствий. Ведь его вызовут в полицию, он попадет в число подозреваемых, какой бы случайностью ни казалось данное происшествие, и тогда ему придется отвечать на множество вопросов, умолять, уговаривать, убеждать в том, что он ни в чем не виноват… ** Вот почему придется тщательнейшим образом выбрать подходящий момент. Осечки быть не может, как не может быть и никаких отступлений или поправок. Ему известно, что убийство во многом напоминает секс; некоторые умеют не спешить, наслаждаться ритуалом соблазнения, отказа и примирения, радостью неопределенности и пронзительным ощущением охоты. Но большинство просто желают увидеть, как это произойдет, желают скорее избавиться от потребности, незамедлительно дистанцироваться от ужасов подобной интимности и испытать наконец несказанное облегчение. ** Великие любовники знают, что все далеко не так просто. ** Великие убийцы тоже прекрасно знают об этом. ** Нет, он не великий убийца. Так, подающий надежды любитель. ** Не имея четкого modus operandi, он чувствует себя точно неизвестный начинающий артист, которому совершенно необходимо найти свою манеру игры. А это самое трудное — как для артиста, так и для убийцы. Убийство, как и любой акт самоутверждения, требует невероятной уверенности в себе. А он пока ощущает себя новичком, застенчивым, колеблющимся, скрывающим свои таланты и не решающимся обрести известность. Несмотря ни на что, он по-прежнему чрезвычайно уязвим и по-прежнему боится — но не самого действия, а того, как это будет воспринято, и тех людей, которые неизбежно станут судить его, выносить ему приговор, но сами так ничего и не поймут… ** Он понимает: чтобы бросить вызов и пересечь границу, сначала нужно научиться следовать правилам. Чтобы приблизиться к совершению подобного акта, надо много тренироваться, оттачивая мастерство на каком-нибудь базовом элементе — в точности как скульптор работает с глиной, безжалостно уничтожая все, что не соответствует замыслу, бесконечно повторяя и повторяя попытки до тех пор, пока не достигнет желаемого результата и не создаст истинный шедевр. Было бы наивным, говорит он себе, ожидать успеха после первой же попытки. Это ведь как в сексе или в искусстве: первый раз всегда сильно разочаровывает, получается не слишком элегантно и даже весьма неуклюже. Ничего, он давно готов к этому. Пока его главная цель — не быть пойманным. Все должны считать происшедшее несчастным случаем — и его взаимоотношения с предметом, с его главной целью, должны казаться достаточно далекими и сбить со следа тех, кто станет выявлять его причастность к событию. ** Видите, он уже и думает как убийца. Он ощущает в своем сердце колдовскую притягательность злодеяния. ** Это как азот и глицерин. Каждое из этих веществ само по себе абсолютно безопасно, но соедините их вместе и — ба-бах! ** Каждый из нас в чем-то виноват. И отнюдь не всех надо карать за это. Но порой карма, завершив круг, возвращается домой, и тогда Господу требуется помощь и приложение человеческих рук. ** Ничего личного, как говорится. Просто некоторые люди заслуживают смерти — из-за совершенных прегрешений, или злодейства, или преступления, или, как это было в данном случае, из-за того, что она назвала его Голубоглазым… ** Сеть — местечко безопасное, закрытое, как исповедальня. ** А если серьезно, аплодисменты я обожаю. Даже злобному шипению радуюсь. Уметь спровоцировать людей на столь бурные эмоции с помощью всего лишь слов — безусловно, величайшая победа. Для этого и предназначена моя художественная проза. Она должна возбуждать, подстрекать, давать мне возможность видеть, какую реакцию я вызываю. Любовь и ненависть, одобрение и презрение, осуждение, гнев, отчаяние. Если я могу заставить вас наносить удары невидимому врагу, или почувствовать недомогание, или заплакать, или причинить мне — а может, кому-то другому — ущерб, разве это не великая привилегия, мне дарованная? Проникнуть в чужую душу, заставить другого человека делать то, что я хочу… Разве это не плата за все? ** В общем, она относится ко мне с подозрением. Еще бы — человек, который съедает шесть кусков пирога зараз, способен на что угодно. ** Но разве мы, все мы, в душе не убийцы, выстукивающие с помощью азбуки Морзе тайны исповеди? ** Она — несчастный случай во плоти, который только и ждет возможности произойти, и в этом вряд ли обвинят меня. ** Правда — это маленький злобный зверек, который зубами и когтями прокладывает себе путь к свету, понимая, что если он хочет родиться, что-то другое или кто-то другой должны умереть. ** И они выпили чаю. «Эрл грей» без сахара и без молока, но с песочным печеньем. Это сочетание с тех пор навсегда закрепилось в памяти Бена, подобно тому чаю с цветком лимона, который служил герою Пруста импульсом к воспоминаниям. ** Воспоминания — вот что у Голубоглазого было теперь вместо совести. ** Вот так, с помощью одного-единственного слова, Голубоглазый и стал частью его коллекции. ** Синестезия, объяснял им доктор Пикок, может проявляться разнообразно. Слова, например, могут обретать окраску, звуки — физическую форму, числа — источать свет. У некоторых людей это свойство врожденное, у других — приобретенное, причем порой в результате взаимодействия с другими людьми. Большинство синестетов — визуалы, то есть обладают особым зрительным восприятием. Но есть и другие разновидности синестезии, когда слова, например, могут восприниматься как сочетание вкусов или запахов, а у некоторых людей определенные цвета вызывают приступы мигрени. Синестет может видеть музыку, ощущать вкус звука, воспринимать числа как ткань или форму. Существует даже так называемая зеркальная синестезия, когда человек благодаря особому проникновению в чувства других людей способен испытывать чужие физические ощущения… ** У меня имелось прошлое, и уже этим я была опасна. ** Невинность, как и девственность, можно потерять лишь однажды; прощание с невинностью не вызвало у него ни малейшего чувства утраты, лишь смутное удивление, что это оказалось таким пустяком. Пустяк — но с каким потенциалом. ** Метка, mark — голубое слово, как и слова market и murder. Оно нравится ему гораздо больше, чем слово «жертва», которое бледно-желтого цвета, как яичный желток, или чем слово «добыча» с его противным оттенком церковного пурпура и доносящейся как бы издалека вонью ладана. ** Смерть — не такое трудное дело. Разница между жизнью и ее противоположностью может быть совсем ничтожной — достаточно крошечного кровавого сгустка, маленького пузырька воздуха. Тело — это ведь, в конце концов, тоже механическое устройство. А в механике он немного разбирается. Чем больше количество движущихся частей, тем выше вероятность того, что какая-то из них выйдет из строя. А человеческое тело включает в себя множество подобных частей… ** Каждый из нас в чем-то виноват, — отзывается она. — Но порой легче признаться в том, чего мы не совершали, чем повернуться лицом к истине ** Ведь, как известно, оживление мертвецов всегда имело очень серьезные последствия. ** Уж ты-то как никто должна знать, что прошлое никогда не кончается. Мы тащим его за собой повсюду, точно бродячая собака консервную банку, привязанную к ее хвосту хулиганами. И если попытаться убежать от прошлого, оно загремит еще сильнее. И будет греметь, пока не сведет тебя с ума. ** Правда причиняет боль, не так ли, Альбертина? Ложь намного безопаснее. Но убийцы, к сожалению, то и дело встречаются в нашей семье; Найджел отнюдь не был исключением. Хотя кто бы мог подумать, что этот милый молодой человек способен на такой ужасный поступок? Кто бы мог подумать, что маленькая ложь способна превратиться в убийство, подобно тому как маленький белый снежок превращается в огромный ком, грозящий лавиной? ** Я только потому так долго продержатся, что всегда отдавал дьяволу причитающуюся ему долю. ** Но любовь — предательский зверек, хамелеон по природе: она способна на один день превратить бедняка в короля, человека переменчивого в образец стабильности, она может стать опорой для слабого и щитом для малодушного и трусливого — по крайней мере, пока не утихнет голос чувства. Ему непросто это далось. Хотя я подозревал, что так и будет. Мучитель моего детства, заставлявший меня есть пауков, наконец-то фатально влюбился. Причем в такую женщину, которая менее всего могла прийти в голову тем, кто его знал; и во время столь неожиданной встречи, что даже я не мог этого предвидеть. ** И во всем, что с ним случилось, он обвинял меня — обвинял несправедливо, но упорно, — хотя даже такому непробиваемому упрямцу, как Найджел, следовало понять, что я вовсе не виноват в совершенном им убийстве… ** Чище. Чистильщик. Какое чудесное слово. В голубых тонах. Оно раскрывает смысл того, что он, Голубоглазый, делает, что он собой представляет и чего в скором будущем достигнет. И все это заключено в одном понятии: он — чистильщик этого мира. Идеальное убийство совершается в четыре стадии. Стадия первая очевидна. Стадия вторая требует времени. Стадия третья вызывает определенные затруднения, но он уже к этому привык. Все-таки пять убийств, считая Дизеля-Блю. И он думает: можно ли меня называть серийным убийцей или еще нужно отточить свой стиль? Стиль для Голубоглазого очень важен. Ему надо чувствовать, что в его действиях есть поэзия, есть великая цель. Ему бы хотелось совершить что-нибудь более сложное, даже прихотливое, может, расчленить труп или отсечь голову — что-нибудь драматичное, эксцентричное и странное. Чтобы заставить их всех дрожать от ужаса, чтобы сразу выделиться на общем сером фоне. А впрочем, гораздо важнее другое его желание — желание смотреть, как она умирает, видеть выражение ее лица, заставить ее хотя бы перед смертью понять, кто он… ** Убийство — это убийство, осуществляется ли оно с помощью яда или утопления в ванне, своими руками или чужими, по чьему-то наущению или по собственной воле, путем подкладывания бесконечных газетных вырезок или… В общем, убийство есть убийство, а вина есть вина, и в глубине любого художественного произведения бьется та или иная правда, такая же красная и кровавая, как живое сердце. Потому что убийство меняет всех — и жертву, и преступника, и свидетеля, и подозреваемого, — причем многократно и совершенно непредсказуемым образом. Убийство действует подобно троянскому коню — проникает в душу и дремлет там несколько месяцев, а то и лет, тайком собираясь с силами, выведывая секреты, разрушая связи и невообразимо искажая воспоминания, а потом наконец выныривает на поверхность и учиняет широкомасштабную оргию разрушения. ** Говорят, что исповедь лечит душу, и с течением времени я приобрела привычку исповедоваться. Конечно, онлайн гораздо проще: нет ни священника, ни наказания, есть только экран компьютера и абсолют той клавиши с названием Delete. Благодаря ей написанное можно уничтожить одним легким прикосновением; можно удалить прошлое, удалить все обвинения, и тогда грязное вновь станет безупречно чистым… ** Разве существует конкретное название любви, испытываемой к человеку, которого всю жизнь ненавидел? ** Это ведь настоящее потрясение — вдруг убедиться, что ты способен на убийство. ** Некоторые люди рождены быть наблюдателями, и он это прекрасно знает. Некоторые люди — это зеркала, они рождены отражать. Некоторые — это оружие, и лучше всего они умеют убивать. Разве зеркало выбирает, что ему отражать? Разве оружие выбирает свою жертву? Мисс Хамелеон ничего в этом не смыслит. У нее никогда, даже в детстве, не было ни собственных идей, ни собственных целей. И давайте посмотрим правде в глаза: у нее и собственных воспоминаний почти нет. Она понятия не имеет о том, кто она на самом деле; каждый день она исполняет новую роль, но при этом всегда старается произвести впечатление. Уж об этом-то ему известно, она ведь и на нем хочет оставить свой след. Впечатлить. Впечатление. Импрессионисты. Какие интересные слова. To impress означает «произвести впечатление; вызвать восхищение; сделать заявление; оставить отпечаток». То есть речь идет о ком-то, кто лишь притворяется, пускает пыль в глаза. О художнике, рисующем картину маленькими мазками света. О фокуснике, создающем иллюзию с помощью дыма и зеркал, предзнаменований и снов. Да, снов. Вот там-то все и начинается — в мире снов, вымысла и фантазий. А фантазии для Голубоглазого — его законная территория, его киберпространство. В них есть место для всех времен года, для всех приправ, для всех оттенков вкуса и страсти. ** Интересно, а куда девается отражение после того, как зеркало разбито? Что происходит с молнией, когда заканчивается гроза? В реальной жизни так мало смысла, смысл есть только в фантазиях. Я так долго была вымышленным персонажем, героиней одной из его многочисленных историй! Интересно, вымышленные персонажи когда-нибудь восстают против своих создателей?
Он ушел в себя, сосредоточился: в нем явилось обыкновение скрывать от людей все, что было ему особенно близко и свято, выставляя себя беспечным весельчаком, шутником и шалуном даже в такие минуты, когда на душе у него были самые серьезные или мрачные мысли. читать дальше ** Лермонтов, бывало, оторвется от своего чтения и только взглянет на ораторствующих, – но как взглянет!.. Говорящий невольно, будто струсив, или умалит свой экстаз, или совсем замолчит. Доза яда во взгляде Лермонтова была поразительна. Сколько презрения, насмешки и вместе с тем сожаления изображалось тогда на его строгом лице. ** Вследствие всего этого у большинства русских людей, не исключая и самых горячих поклонников его поэзии, мы видим крайне смутное представление о роли и значении Лермонтова в русской литературе, равно и о преобладающем характере его произведений. Берут обыкновенно один какой-нибудь элемент его поэзии и этим элементом исключительно определяют ее всю, представляя таким образом любимого поэта в крайне одностороннем виде и упорно закрывая глаза на все прочие элементы. Одни, например, видят в Лермонтове только подражателя Байрона и делают ему большую честь, когда находят, что байронизм, пересаживаемый поэтом на русскую почву, во всяком случае является байронизмом самобытным, видоизмененным сообразно особенностям русской натуры и жизни. Другие, принимая во внимание обстоятельства судьбы его, стихотворение на смерть Пушкина и некоторые другие стихотворения и поэмы, готовы видеть в нем первого отважного протестанта против стесненных условий общественной жизни. Третьи, наконец, на первый план ставят разочарование поэта во всем земном, его ощущение тягости земной, телесной жизни и постоянные порывания к небесному, – тоску бессмертного духа, рвущегося в бесконечный простор и вечное сияние потерянного рая. В каждом из этих суждений вы найдете свою долю правды, но каждое из них в равной степени страдает односторонностью и далеко не обнимает всех сложных элементов музы Лермонтова. Вся загадка понимания Лермонтова во всем его объеме и со всеми его особенностями заключается в том, что по самой натуре своей это был вполне гениальный человек. Гениальные же люди прежде всего отличаются от обыкновенных смертных тем, что они никогда не бывают и не могут быть односторонними; в этом и заключается сущность всякой гениальности, в то время как всякая односторонность есть по самому существу своему ограниченность и, следовательно, нечто исключающее гениальность. ** Гениальная личность прежде всего совмещает в себе не только положительные, доблестные элементы современности, но и ее недостатки и пороки. Обладая громадными запасами сил, гениальные люди спешат взять от современной им жизни все, что в ней заключается, всем, что в ней есть, насладиться и всем перестрадать. Но этим не ограничивается еще их гениальность: будучи вполне детьми своего века, разделяя с современниками своими все их положительные и отрицательные качества, они выделяются среди них, возвышаются над ними, уходя от всего относительного, преходящего, принадлежащего данному веку и составляющего злобу дня в область необъятного, безотносительного, общенародного или общественного, делающего их творения достоянием многих веков или многих народов, смотря по степени их гениальности и общечеловечности. ** Стремясь ничего не упустить, что представлялось ему в жизни в каком бы то ни было отношении заманчивым, все пережить, всем насладиться, он в то же время ни в чем не мог найти полного удовлетворения, примирения ни с людьми, ни с жизнью, ни с самим собою. Он тотчас же постигал тщету и суету всего, к чему жадно стремился, его возмущала пошлость и рабская низость окружавших его людей; душа его влеклась от всего этого в какой-то таинственный мир великого и необъятного. Отсюда и проистекала его страсть к величественной природе Кавказа и к непосредственно-свободной и независимой жизни воинственных и полудиких горцев, не успевших еще развратиться тлетворною цивилизацией; отсюда, наконец, и все его порывы от преходящего и тленного, земного – к вечному, небесному. ** Каков он был в жизни, таков был он и в своей поэзии, до такой степени субъективной, что вы не найдете у него ни одного мелкого или крупного произведения, которое не относилось бы так или иначе к личности и жизни поэта. Здесь опять-таки нам прежде всего бросается в глаза один из несомненных признаков гениальности поэта. Невольно поражает нас полное отсутствие в развитии поэтического дара Лермонтова каких-либо периодов и переходов. С первых же детских проявлений своего творчества Лермонтов сразу является перед нами тем самым, каким был он в продолжение всей своей поэтической деятельности, с тем же характером поэзии, мотивами, образами, чувствами. Развитие таланта его заключалось лишь в более художественном выражении того содержания его поэзии, какое ему было словно внушено сразу, от рождения.
читать дальшеОдна моя знакомая, писательница, недавно опубликовала автобиографический роман, который разругали критики. Она сказала мне: «Я злюсь не из-за провала книги, а потому, что истратила на нее все свое детство». Идея сама по себе занятная, но мне не верится, чтобы кто-то мог «истратить» детство, сколько лет он ни проживи. Подобно некоему личному Олимпу, наша юность — тот край, где живут только боги, которых мы сами создали. Тогда наши воображение и вера были сильны, а сами мы — невинны; только потом мы стали легковерны, а затем циничны. Не важно, помним ли мы детство в подробностях или лишь обрывочно, оно неисчерпаемо. ** Она как раз читает биографию прославленного композитора, но в обратном порядке, начиная с конца — она все биографии так читает, ей это помогает лучше представить себе человека. — В жизни ведь тоже так — сначала видишь человека таким, какой он сейчас, и только если заинтересуешься им, захочешь узнать побольше о его прошлом и детстве. Верно? ** Мне не нравится жить в мире, где правильные поступки так редки, что начинают считаться добрыми. ** Еда была восхитительна, остальное зависело от того, умеете ли вы воспринимать театральное начало бытия, чаще всего даже с элементами абсурда. ** Великая любовь никогда по-настоящему не кончается. В нее можно стрелять из пистолета или запихивать в угол самого темного чулана в глубине души, но она умна, хитра и изворотлива, она сумеет выжить. Любовь сумеет найти выход и потрясти нас внезапным появлением тогда, когда мы совершенно уверены, что она мертва или, по крайней мере, надежно упрятана под грудами прочих вещей. ** Птицы остаются птицами до тех пор, пока не поведут себя, как маленькое войско. ** Открой мне тайну. Скажи правду. Нет, солги. Скажи, что все хорошо. Даже если я ни на миг тебе не поверю. ** Пожалейте человека, который не знает, в чем согрешил. Берегитесь ребенка, за которого он отвечает.
Позавчера мне дали зарплату на новой моей работе, работа стала мне нравиться чуть больше, чем до этого. Да и день выдался чуть более спокойным, чем первые полторы смены, даже успел послушать лекцию немного (как раз мы в ней добрались до орфоэпии). Вечером гулял, обсуждал "Слово о полку", Киевскую летопись, трагедию де Соссюра, которая, признаться, заключалась совсем не в том, что его дразнили в школе, целовался и чувствовал себя бесконечно счастливым. ** Вчера выбрались на книжный фестиваль. Год литературы, все дела. Послушали лекцию "Темная сторона волшебной сказки", с прискорбием понял, что не вынес для себя из этой лекции ничего нового. Пропп и Кэмпбелл, инициация, схватка со смертью и рецепт бессмертия, власть в мире духов и земная, магические помощники - элементы обряда захоронения, попариться в бане - обмывание покойника, словом, все читано уже давно. Единственный действительно любопытный момент: лектор отметил, что первая трапеза после возвращения - непременно кабан, напиток на пиру не так важен, а вот "запеченный кабан с яблоком Гесперид во рту" фигурирует едва ли не везде, как обязательный элемент. Не помню ничего на этот счет у исследователей, надо бы почитать. ** Обзавелся книжицей с кириллическими текстами. Счастлив. ** Ни один приобретенный навык не оказывается невостребованным. Давным-давно, когда я еще более или менее тесно общался со своей матушкой, я писал ей весьма подробные инструкции о том, как взаимодействовать с техникой: какую кнопку нажать, что ввести, какой кнопкой мыши кликнуть. Поэтому теперь я могу напечатать человеку максимально подробную и понятную инструкцию о том, как открыть браузер и авторизироваться на сайте менее чем за минуту.
Получил на руки паспорт со всеми необходимыми штампами, переоформил медицинский полис и снова почувствовал себя человеком. Блондиночки моей нет на месте, впрочем, не сомневаюсь, что ответ "ждите" остался неизменным. Загляну к ней, пожалуй, через месяц-другой, напомню о себе. Раздумываю над тем, как своими силами запросить ответ из МИДа и возможно ли это вообще.
Думаю о себе и вдруг спотыкаюсь о собственные мысли, машинально, механически удерживаю равновесие и замираю, вслушиваясь. Стены не дрожат, не идут трещинами, ничто не звенит натянутой струной, даже половицы не скрипят, не гомонят на кухне Те-Которые-Я - тишина от конца до края. Что-то предельно близкое к безмятежности, быть может, дальняя ее родственница, седьмая вода на киселе. - Молчишь, Шут? - Смеюсь. Все б мне ржать. ** Забавная это, как ни крути, штука - о себе думать. Задаюсь вопросом, когда я успел стать таким, каким стал; когда успел не заметить вкравшихся в манеры и душу изменений, чем, в конце концов, таким важным я был занят, что упустил их, заметив только сейчас, когда они не пали семенем, но пустили корни и дали плоды? Ответы - убийцы вопросов. Имя мне - Милосердие. Время, друг мой художник, отступает на шаг-другой, щурится, всматриваясь. Приветственный жест, улыбка (никаких тебе ямочек на щеках). - Ну здравствуй, бог, это же я пришел, - говорю я. И потом трижды зову себя по имени. ** Если ты возвращаешься — возможно все, даже невозможное.
Признаться, больше всего в этой книге меня умилило сравнение фашизма и католичества в предисловии. читать дальшеКакое сердце могло бы выдержать, если бы каждая рана, каждая утрата или обида, причиненная кем-либо человеку, всю жизнь продолжала бы кровоточить и вызывать страдание! К счастью, все раны, как физические, так и моральные, рубцуются временем, заживают; притупляется боль потерь, глохнет стыд пережитых унижений, забывается горечь обид. Но вместе с тем ускользают из памяти человека и самые факты. Потому-то людям нужна наука истории как хранитель опыта предшествующих поколений, как помощник человеческой памяти. ** Когда муза Клио была еще в колыбели, история воплощалась и хранилась в преданиях, песнях и сказаниях. ** Прогрессивная литература всех народов взяла на себя долг быть памятью человечества и стражем его совести. Из опыта и образов прошлого она отбирает то, что нельзя предать забвению и чего не сберечь ни в документе, ни в простой людской памяти — «душу» событий. Литература и искусство в своих обобщенных и совершенных образах запечатлевают эпоху, воспроизводят ее наиболее значительные конфликты и наиболее характерных деятелей. Художественные произведения позволяют новым поколениям всмотреться в облик минувшего, вдуматься и как бы самим пережить все, что было пережито сумрачного и радостного их отцами в ушедшем, казалось бы, навсегда прошлом. ** Историческая память человечества не должна утратить ни подвигов, ни злодейств прошлого и никогда не должна прощать прошлому ни подлости, ни измены, лишь потому, что эти измены и подлости отделены прошедшими годами. ** Они создают из одного и того же характера, по нужде, священника или палача. ** Это стало их профессией, это была единственная «работа», на которую оказались способны ровесники века — девятнадцатилетние парни, бывшие солдаты кайзера Вильгельма. ** Все вещи становились для меня как бы ощутимее, раз я мог их уничтожить. ** Прежде образцовый заключенный, он становится образцовым тюремщиком.
Беззвучный хохот царит над миром, надо мной, над всеми моими мечтами и всей моей реальностью; когда я узнаю имя весельчака — реальность неожиданно станет мечтой. Так бывает: возвращаясь, мы ждем одного, а находим совсем другое. Тайные ходы нужны, когда не любишь: тогда ломишься силой, подкрадываешься со спины или идешь в обход — когда любишь, просто идешь. Это чревато разрушением, трещинами и гибелью; преодолевая собственные границы. Мироздание обречено пройти через все рубежные страхи и опасности, какие в нем сыщутся; но в пору расширения, оставшись вопреки зову в прежних границах, Номос начинает гнить. Если в угоду иллюзорной безопасности я зажму сердце в кулак — не задохнется ли птенец сердца в мертвой хватке рассудка? И у страшной сказки будет единственно возможный конец. Бездна пропасти, сама по себе зовущая встать на колени, на четвереньки, отползти назад, уткнув взгляд в камешки, терзающие ладони, ноги, сердце… Чтобы вернуться, я должен был уйти; теперь, чтобы вернуться, мне надо вернуться. Иначе утром я выйду к ним: к утомленному годами отцу, жене со взрослым сыном, к моим долготерпеливым соотечественникам — я выйду, они увидят меня такого, какой я есть, и возвращение навсегда превратится в ложь. Может быть, перекроив правду на сотни ладов, вместо меня в мир придет иной Одиссей: богоравный герой, убийца и хитрец?! Судьба не хуже прочих… Таких, как мы, нельзя прижимать к стенке: мы способны уйти в небо, уйти без возврата, без надежды хотя бы выкрикнуть, обернувшись через плечо: «Я вернусь!» — ибо если и вернемся, то вернемся уже немы. Может, жить надо проще: не видеть, не чувствовать, не делать? — просто понимать. Сейчас никто не верит песням со счастливым концом. Но рыжий закат, захлебываясь сединой ночного тумана, всякий раз смеется над землей и небом в предчувствии неизбежного рассвета: «Я вернусь!» …Одиссей, сын Лаэрта. …Одиссей, сын Лаэрта. …Одиссей, сын Лаэрта. читать дальшеПучком стрел я засел в каждом: я во всех, все во мне. Люди-муравьи, люди-драконы, люди-игрушки… Люди, забывшие, что они просто — люди! Ведь это же просто! Так просто! Детский плач рвет небосвод в клочья. Вскипает адское варево в Кроновом (Гадесовом? Ареевом? Моем?!) котле; крышку вот-вот сорвет, и кипяток выплеснется наружу, затопив чашу земли. Даже если я останусь жив — моему Номосу не выдержать взрыва. Нет спасительных слов, нет единения моря, песка и неба, любви, безумия и скуки; и предел гремит набатным гонгом, больше похожим на хохот. Он повсюду, отрезая пути в тишину. Некуда бежать, нечем успокоить заходящегося криком ребенка. Впервые — нечем. ** Надо уметь радоваться просто так, не заглядывая поминутно вперед и не оборачиваясь через плечо. Иначе в чашу чистого вина щедро сыплется песок предчувствий и глина надежд. Горечь и несбыточность вперемешку. Хлебнешь — зайдешься кашлем. Лучше сначала выпить вино, а глину с песком насыпать потом, в опустевшую чашу. ** Убитые прежде всего. Мало ли кого убьют завтра? — мы должны быть уверены в светлом будущем наших теней! ** Это счастье, когда тебе судьбой не дано понимать. Истинное счастье. Ведь тогда ты можешь тихонько засмеяться, подойти и совершить чудовищно глупый поступок. Если хотите, подвиг. ** Ответы — убийцы вопросов. Я молодец. Я их всех перебил. ** Голос у плеча сорвал с глаз багровую пелену. Швырнул обратно в «здесь» и «сейчас» — Одиссей обнаружил, что стоит на чужой колеснице, впившись белыми пальцами в костяную накладку лука. Оба колчана были пусты, а впереди лежала вспаханная нива, выбросив наискось в небо пернатые ростки стрел. Славные всходы. ** Этот день тянулся куском мокрой сыромяти. Не день — вечность. ** Таковы правила детства: не разум бездействия, а увлечение игры. Мы играли в самую лучшую на свете сказку. В великую войну. ** Герои, мы играли взахлеб, ежедневно выигрывая битву за битвой. Ведь настоящие герои выигрывают битвы, а не войны. ** Вполне по-человечески: покупать свою жизнь за жизни других. ** Наверное. Я не держу на тебя зла, я люблю тебя, мой шурин: ты показал мне, что и как надо делать, если действительно хочешь вернуться. По-настоящему. Спасибо тебе. Я — хороший ученик, я отплачу учителю по достоинству: его же золотом. Будь хитрее хитрого, будь подлее подлого, обрати ловушку против ловца — только тогда сможешь победить: подло и грязно. По-человечески. ** Мой Старик, рядом с ними ты выглядишь живым, — это всего лишь значит, что ты бессилен перед тенями теней. Перед моими неупокоенными воспоминаниями: дождусь ли покоя? дождутся ли покоя они?! Бессильно копье — тень копья, выдернутая тобой из тени ребенка: с тех пор ты повсюду таскаешь за собой призрачное оружие… ** Было что-то женственное в изгибе металла, предназначенного для убийства, чарующая тайна, недосказанность, завораживающая взгляд до той самой минуты, которая становилась последней. Надо спешить. Иначе счастливый случай вывернется наизнанку, став любимой затеей богоравных: резней. ** Вокруг — сегодня; а у меня в душе — вчера. ** В последнее время каждый второй стал не докладывать, а вещать, не отвечать, а изрекать, не спрашивать, а вопрошать. ** Мы оба собирались убить друг друга. И не убили. ** Я не могу бить в спину. Так было бы лучше, но я не могу. Погоди, дай мне убить тебя по-настоящему. ** Мы, безумцы, должны держаться друг друга, если хотим, чтобы уцелел наш безумный, безумный, безумный мир. ** Когда надо, я бываю очень убедительным. Особенно в последнее время. ** Это по-нашему. Любой ценой — это по-человечески. ** Я ведь мог не убивать. А вышло, будто не мог. Я привык убивать, смерть стала моим ремеслом, будничной работой, которую я выполнял по-разному: с отвращением, с равнодушием или скукой, с любовью… А иногда — с удовольствием. ** Ведь это очень просто! — быть самим собой. Сегодняшним. Уже без вчера; еще без завтра. ** — Все. Слово получилось маленьким и горьким. Завязь, раздумавшая становиться плодом. ** И проклятый Ахиллес наконец сыграет в предназначенную ему до рождения игру: разрушение миропорядка. Сыграет от земли до неба: убивать себе подобных. Без разбора. Всех, кто рядом; кто хочет играть, и кто не хочет играть. ** Воюя по-человечески, я бежал наперегонки с серебром в собственной крови. Козни, ложь, западня, удар в спину — и чудеса, совершаемые день за днем. Чудо, чудовище. Деды, отцы, сыновья. Одной крови: серебро росы в бутоне шиповника. Одной сути: любой ценой! Не хочешь быть героем? — будешь мертвецом. Или нетленным владыкой эфира. Царство нам небесное. Таких, как мы, нельзя прижимать к стенке: мы можем уйти в небо. Уйти без возврата, без надежды хотя бы выкрикнуть, обернувшись через плечо: «Я вернусь!» — ибо если и вернемся, то вернемся уже не мы. ** С детства видя невиданное, я путал тени с богами, чтобы однажды узнать в убийственном прозрении: они и впрямь похожи. Те и другие никогда не возвращаются. Прежними — никогда. ** Я благодарен тебе за твое молчание, синеглазая, я никогда не встречусь с тобой в небе, чтобы сравнить крепость твоего копья с любовью моей стрелы!.. ** Он пел от возбуждения — и древняя, окончательная и абсолютная смерть, способная принудить бессмертие отправиться босиком в преисподнюю, покинула колчан с медным дном. Стрела нагого старика по имени Геракл. Лернейский ужас на острие. ** Сколько ни режь память, мертвая рана плохо кровоточит. ** Но в ответ гневу я сделался серебряным зеркалом. Холодным. Скучным. Любящим. Отразил и отразился. ** Как же трудно иногда бывает не стать богом! ** Мы вдвоем стояли на берегу. Вечернее море кипело сиренью, а я недоумевал: что не так? Потом понял: впервые в жизни я равнодушно смотрел на море. Понял, ужаснулся — и ужаснулся вдвойне: впервые в жизни я, не умеющий понимать, понял. Рассудок был чист и холоден, но скука опаздывала, и опаздывала любовь, и молчал ребенок у предела, готовясь обратно стать гонгом, и панцирем, и скорлупой. Коконом. ** Победа вдруг показалась бессмысленной, никчемной и глупой; какой она, собственно, и была. Добыча — пустяк. Радость — гнилье. Усталость и опустошенность. Больше ничего. ** Почему, когда вернуться нет возможности, сразу становится ясно: куда и к кому возвращаться! ** Самая святая, самая опасная в мире ложь: правда с надкусанным краем. Извалянная в пыли слов. Назвать правду по имени означает убить ее так же верно, как ответ убивает вопрос. ** Я бы не хотел лишаться бессмертия из-за твоей глупой вспыльчивости. ** Блюда, миски, чаши. Космос — и россыпь Номосов , каждый из которых убежден в собственной исключительности. Блюда давно растрескались по краям. С чаш облупилась глазурь. Миски измяты. Остатки еды черствеют, пушистая плесень воцарилась на них, пятна расползаются. Скользкие нити тянутся с блюда на чашку, с чашки на миску. Сращивают. Сшивают. Превращают части в целое. ** Упоение властью и вседозволенностью. Знание сокрытого для других. Возможность делать одну попытку за другой, пока не получится. Пока сон не станет истиной, самой жизнью, а жизнь — сном. ** Конечно, моему миру никогда уже не стать прежним, но я сделаю его другим. Лучшим. Правильным. Таким, каким хотел бы его видеть. ** Слова обожгли обидной пощечиной — обидной, потому что заслуженной. ** Проживу жизнь заново. Чужую жизнь, как носят плащ с чужого плеча, перелицованный умелой швеей. А если мне станет холодно, я отберу у кого-нибудь второй плащ. Снова отдам янтарноглазой швее: штопать, латать. Делать из старья новое. И однажды, устав от лжи, я с радостью пойду в грязный пруд. ** Стало ясно, почему кипрский представитель Дома Мурашу не ест мяса. Он ест слова. Вполне достаточно для насыщения души. ** Когда нечего терять, уходить легко. ** Мы погибли под Троей. Все. Ты тоже, сова и олива. Просто нам об этом забыли рассказать. Тебе — тоже. ** Он думает, все вокруг сдались, неожиданно поняла старая няня. Он так думает с самого начала. Полагает, будто воюет один на один со всем миром, и это делает его еще более уязвимым и еще меньше похожим на отца. Он просто не видит, что у маленькой армии под названием «семья Одиссея» происходит бой за боем. День за днем. Все эти три года. Он ничего не видит, закрыв глаза ладонями предвзятости, и потому обижен на весь свет. Пусть что-нибудь сделает. Пусть сделает хоть что-нибудь. Даже если это будет связано с риском. Даже если будет угрожать его жизни. Няня понимала: узнай хозяйка ее мысли, не миновать скандала. Пусть. Маленькой армии нужно подкрепление, серьезное подкрепление, а не обиженный мальчик, считающий, что настоящую войну ведет он сам. Маленькой армии надо продержаться. День. Неделю. Вечность. ** Право наследования — слишком важная вещь, чтобы соблюдать клятвы. ** В каждой осажденной крепости есть что-то, чего нельзя отдавать врагу даже при сдаче. Святыни: прошлое и будущее. Память и надежда. ** Толпа. Стадо. Слишком много, чтобы принимать решения; слишком много, чтобы управлять в действительности. Я способен поверить в одного, пусть даже тенью стоящего за шумным стадом. Но поверить во всемогущую толпу выше моих скромных сил. Толпа годна лишь для того, чтобы перед грабежом сгонять ее на кормовую полупалубу. ** Мы, умные люди, должны быть подобны игрокам в петтею-полис: жертвовать с единственной целью — победить. Это значит: жертвовать самому себе. Все остальные жертвы бессмысленны. ** Зачем богу собака?! Богу нужны люди. Для гнева или милости. Зачем собаке бог? — Любому псу нужен хозяин. ** Страшное слово: возвращаюсь. Иногда мне кажется, что его обратная сторона: бесконечность. ** Смерть — лишь одно наказание из ряда возможных. ** Оставайся самим собой, вопросом без ответа: тогда мне будет легче. ** Я не очень стараюсь — великих гробниц заслуживают великие люди. Мне сойдет и так. Вода, глина, камешки. ** Вопросы толпятся кругом, их ноги в росе, их лица в тумане. Они хотят ответа, они самозабвенно ищут смерти, а находят лишь улыбку и руки, испачканные в мокрой глине. ** Кенотафы строят, чтобы зануды-дядьки, ушедшие на войну, сумели обрести покой. Я уходил на войну. Я хочу покоя. Я хочу вернуться, даже если путь домой лежит через царство мертвых. ** Вот он, лук. Мой лук. Ты ни в чем не виноват, старый товарищ. Просто мы оба заблудились в тумане. Ты и жизнь — одно. Ты и жизнь… Древко сухо хрустит, ломаясь об колено; хруст мимолетной болью отдается в спине. Молча смотрю на обломки, прежде чем спрятать их в кенотаф. Так. Теперь можно заканчивать. Я знаю все слова наизусть. Нужные. Правильные. Единственные. Но сейчас мне понадобятся совсем другие слова. В них должна сойтись воедино вся бестолковая, рваная, смутная дорога рыжего странника, прежде чем он вернется домой. Дюжина песен, беззвучно спетых аэдом-невидимкой: дайте мне по одному перу из ваших крыльев, по одному клочку из вашего тумана. Начало и конец, подайте милостыню. Спасибо. И потом: трижды окликнуть себя по имени. ** Было легко неосторожным возгласом спугнуть простую, самую простую на свете тайну: человек идет домой. Возвращается. Усталый человек, старше средних лет.
читать дальшеДа еще путаница понятий и слов. Обилие иностранщины наводит на мысль об интервенции, захватничестве, мысль утешительную: ненависть к внешнему врагу делает душу крепкой, трескучей и праведно жестокой, как русский мороз. Но загвоздка в том, что и родные слова будто кто-то подменил. Уже слово утро не кажется ясным и зовущим, день не видится звонким и наполненным, вечер не томит тревогой радости, все стало только лишь сменой времени суток... ** И даже презрительное отсутствие запятой после «клиентов» показалось М. М. многозначительным намеком на то, что теперь — можно. ** Вот есть поговорка: «падающего толкни». То же относится и к шатающемуся, и колеблющемуся. Казалось бы, в самом деле, толкнул — и нет проблемы. Отнюдь. Шатающийся, колеблющийся и падающий надежней. Он надеется: а вдруг еще распрямлюсь, встану ровно, вдруг не упаду? Упав же окончательно, он тут же обретает почву под собой. У него больше нет выбора. Или врасти окончательно в землю — или встать, но на сей раз твердо и грозно... ** Трудно не побежать, когда за тобой гонятся. ** Он не лезет в глаза и в душу. Он оставляет человеку свободу, поэтому если тот даст, то по собственной охоте. Килилу это нравится. Это становится похоже на подарок. ** Карчин любит проблемы. В этом ничего странного. Так веселый дворник может любить мусор — не за то, что он есть, а за то, что он убираем. Было грязно, был мусор, ты пришел и убрал, стало чисто — дворник горд. Проблемы для Карчина как раз что-то вроде мусора жизни. Он приходит и убирает. Легко. Ибо все решаемо. А если не решаемо, так тому и быть. ** Геран видит в этом недостатке достоинство: русские исконно не ставят высоко ни обыденность, ни повседневность. Они чувствуют ужас пустоты, который зияет за этими понятиями, они всем сердцем понимают: чем быстрее бежит человек, тем ближе он к пропасти. ** Некоторых людей почему-то никогда не жалко. Они скучно живут и скучно умирают. Они даже страдают скучно. ** Но если бы и не было у них срочных надобностей по ту сторону, они, конечно, все равно стремились бы туда, на волю — ради самой воли. Впрочем, даже у самого нестоящего, никчемного и бесцельного человека, оказывающегося в подобном положении, вдруг обнаруживается такое множество житейских разностей, требующих его непременного присутствия, такое количество незавершенных и прерванных дел, что он запоздало удивляется, насколько, оказывается, он нужен этой жизни и насколько жизнь нужна ему. ** Карчин, размышляя таким образом, смутно чувствовал, что в чем-то неправ, но осознать, в чем именно он не прав, не мог, да и не хотел. Он не желал быть правым. ** Его неизменно потрясает готовность большинства женщин принадлежать, отдать человеку, который появился из ниоткуда неделю назад, всю свою оставшуюся жизнь. А еще печально радует тупость, черствость и неумелость предшественников. Бедные женщины чуть не в слезы ударяются, когда Виктор открывает перед ними двери, дарит цветы — просто так, по настроению, варит кофе, приносит посмотреть фильм, говоря, что хочет обсудить его — и так далее, и так далее. Он всего лишь нормально вежлив, нежен и обходителен, а они чуть не в шоке; остается только догадываться, с какими монстрами им приходилось жить и общаться. Впрочем, как раз эти-то монстры и считаются нормальными. ** Равнодушный, но честный врач — лучший врач, в том числе и для людей. ** Она действительно была ничья, ей ни с кем не было так хорошо, как с собой. ** Он этот вопрос давно для себя решил, вернее, даже и не решал его, а понял особенность своей натуры: в отличие от подавляющего большинства мужчин, он готов понять и простить измену любимой женщины (и приходилось уже понимать и прощать), он готов даже на большее — признать, что может кто-то найтись лучше и достойнее его. Или не лучше, не достойнее, а просто возникнет любовь, и что тут поделать? Человек человеку принадлежать не может и не должен. Конечно, если это чувство принадлежности взаимно и естественно, если оно надолго, а у некоторых, говорят, на всю жизнь, тогда счастье. Но счастье слишком редкое. Во многих случаях принадлежность вынужденная, вымученная, насильственная. А главное, зачем это вообще называть изменой? Любовь, увлечение, пусть даже мимолетно вспыхнувшая симпатия — очень редкие состояния в нашей жизни, и если у кого это возникло, надо радоваться, так считает Геран. Да, больно, грустно, но ты ведь не животное, чтобы понимать и ощущать только собственную боль. ** Юрию Ивановичу с Ольгой было легко, но не той холодной и безразличной легкостью, какая случалась с мимолетными женщинами, которые профессионально умеют, выражаясь современно, не напрягать, а легкостью иной, когда не нужно ничего из себя строить. И не хочется, и такая это женщина, что все равно поймет. Да и зачем? Если раньше Карчин воспринимал людей в ряду своих текущих проблем, то есть собственно как проблемы, в том числе и женщин, то теперь, к Ольге, это слово было абсолютно неприменимо. А еще удивительным было какое-то впадение в детство. Карчин, как верно догадалась Ольга, никого до этого толком не любивший и ни в кого даже не влюблявшийся, не знал, в чем, оказывается, одна из прелестей этого состояния: любовь — игра в детство, даже часто и не игра, а просто детское состояние. Детские слова, детские поглаживания.
Как отделить стоящее от нестоящего? В жизни все перемешано. Но должна же я уметь различать это, как различаю цвета? Оксана говорит: чем раньше человек определит свое место в жизни, тем лучше. Тем меньше разочарований. Все верно, но это не вся правда. Разочарование – очень мудрая штука. Надо разочаровываться, нет другого пути познания людей и жизни. Я постоянно в себе разочаровываюсь... Для меня это путь из вчера в завтра. читать дальше** Так ли уж он труслив и слаб, как внушает ей? Может, ему кажется, что быть трусливым лучше, чем быть, к примеру, подлым? И у него существует какая-то своя градация добра и зла? И ее отцу почему-то выгоднее выглядеть слабаком? Если это так, то ее ничто впредь не может с отцом связывать. Она готова ему простить вину, ошибку, заблуждение, но простить такую позицию?.. ** Они болтали о разном, придя сразу к той степени доверия, когда не страшно сморозить глупость, сказать невесть что, признаться в некомпетентности и неосведомленности, не боясь, что тебя посчитают кретином. ** Она здоровалась первая со всеми, давала списывать домашние и контрольные работы, была приветлива, добродушна и представляла собой такое редкое сочетание добродетелей, что люди, которых она в этих самых добродетелях очень опередила, с нетерпением ждали: когда ж она устанет быть такой хорошей? ** Когда Шурка убедилась, что тезис соседки о законе превращений в этом случае не подтвердился, она вывела из этого свой закон. Сущность его была такова: неменяющийся человек подобен дереву, лишенному возможности передвигаться. Как бы ни торжествовало дерево цветами, листьями, плодами, как бы ни размахивало ветками, – увидеть, что там, за поворотом, ему не дано. А меняющийся человек способен это познать, потому что он встал и пошел себе, куда ему надо и даже не надо. Теория подлежала дальнейшей разработке, потому что беспокоил вопрос о корнях, которые у дерева есть… Это же неплохо – корни? ** Каждый мальчишка проходил через любовь к самой, самой, самой девочке. Как через корь и свинку. ** Мы удивительно косноязычны. Нынешние учителя. И логопед тут не поможет… Потому что нельзя научить говорить, если нечего сказать… Учись размышлять, деточка, над всем, что видишь, слышишь, чувствуешь… ** Есть работы, которые вытекают из самой природы человека. Они самые радостные, и их приятно делать. Но есть работы, которые мертвы изначально. Посмотрите на лица людей, делающих неестественную работу. Они у них тяжелы, неподвижны, затвердели. Но я не о них. Бог с ними, какое нам до них дело, мы их можем только пожалеть. Наша же с вами работа из всех естественных самая естественная. Ибо каждый человек уже от рождения обязательно немного учитель. ** В каждом из нас изначально есть педагогическая жилка. Она дана нам, как голос, как слух, как способность мыслить. Она основа человеческого контакта, контакта универсального, все время передающего знания, опыт, мудрость, доброту… Без нее человечество не выжило бы. И вот мы с вами, хитрецы, взяли на себя радость всего-навсего управлять этим прекрасным, идущим в чем-то независимо от нас процессом передачи знания и опыта. Мы взяли на себя труд открывать двери тому, что само уже пришло. И нет на свете ничего легче, чем открывать двери. Ну что вы на меня так смотрите? Вам привычней считать себя каторжниками, мучениками? Стыдитесь, друзья мои! Вам повезло во времена сложные и путаные делать человеческую работу – учить и воспитывать, открывать двери и показывать путь. ** Вы скажете: а педагогический талант? Он должен быть или нет? Отвечаю: нельзя рассчитывать на талант, ибо он редкость. ** Дети рождаются и растут и приходят к нам такими, какие мы есть, и тогда каждый из нас должен высвободить из плена ту трепетную жилку, которая есть природный педагогический дар, и пойти у нее на поводу. Повторяю: не связывать ее узлом, чтоб была покрепче, а именно пойти на поводу у нее. И произойдет с вами невероятное – вам станет легко. И не будете вы корчиться в педагогических муках, ибо таких мук нет. В воспитании детей есть естественность протянутой на помощь руки, так освободите из плена эту естественность! Ощутите радость своей легкой профессии, в которой не было и никогда не будет ничего мертвящего. ** Любой из этих уроков – это и есть протянутая рука каждому ученику, побуждение шагать вперед без страха, потому что вы рядом. А это так естественно – учить шагать… Ничего не надо в себе ломать, не надо искать в помощь костыли и инструкции, надо просто следовать самому себе. Жить естественно и естественно отдаваться своей работе. Без жертвенности, без мук. Вы люди, которым повезло плыть по реке, тогда как многие трясутся на ухабах пыльной дороги. Вы – всегда на реке. ** Жизнь человеческая устроена так, что в ней масса простых, удобных, с виду очень правильных, но ложных ходов. ** Сомнение – это хорошо. Я уважаю сомнения. Они тоже путь из вчера в завтра. Я не люблю и боюсь состояния неуверенности. ** Глядя на Оксану, я думаю о ее одиночестве. Оно у нее от несочувствующей души. ** Всякая ли отличная работа подвигает душу? Нет! Да! Я делаю прекрасный нож, но хочу им убить: тогда пусть лучше из моих рук выйдет нож никудышный? Должно быть – во имя… Для чего… Саша сказал: "Мы все усложняем, все забалтываем… Словесных деревьев больше, чем настоящих. А должна быть простота, правда и улыбка". ** Плохо? Разве я тебе об этом? Я тебе о том, что красота по другому ведомству, чем любовь... Красота по ведомству доспехов, а любовь по ведомству души… ** Нельзя лгать, потому что ложь – самая обременительная штука в жизни. ** Добро с кулаками – чепуха. Это уже зло, которое, к несчастью, бывает необходимо. ** И не надо ему приходить к Ире, потому что боль, растянутая во времени, самая страшная боль. И длинной болью давно не казнят даже преступников, не то что лучших девочек города. ** Жизнь – шире любви, любовь в ней – подарок. ** Любовь и человека, думала Оксана Михайловна, надо рассматривать отдельно. Вот именно – поставить рядом и рассматривать отдельно… Не связывая, не слепляя… Чтоб всегда можно было отойти от любви… И любви отойти от человека. Может, это и есть свобода?.. ** Мир же сам по себе… Или как? – Сам по себе… Всякий… Любой… Разный… Многообразный. Я же выбираю тот, который мне нужен… ** Один старый инженер как-то сказал: жизнь можно начать постигать с любого места. Можно многое в ней понять, копая грядку для лука, а можно ни черта не сообразить, прочитав всех философов земли. Это все равно, что быть испорченным приемником, который не ловит ни одной станции, один треск. Знания – вокруг, а ты приемник. Больница – хорошее место в смысле настройки. Лежи и улавливай. И постигай, что треск, а что дело… Нет пропащего времени, если ты живешь. А живешь ты тогда, когда душа твоя все больше понимает и растет – вместе с твоими руками и ногами. ** То, что должно случиться, случается, даже если ты поступаешь совсем наоборот. ** Ему было ее жалко: как она закаменело стоит у кресла. Не женщина – скульптура. ** Он был счастлив, что нашел ее, что нашел так вовремя, что прошло ощущение семечек в ладони, что он доведет ее домой и отпустит, и ничего не скажет, потому что ответ он и так знает. Но этот печальный для него ответ – он все равно не окончательный, потому что впереди – жизнь, время, А главное – он ей нужен, хотя она еще этого не знает. ** Такое обычное, заурядное «убью – убей». И не было силы, могущей встать против этой заурядности…
Я не знаю, сколько восклицательных знаков я поставил возле названия этого рассказа в своем внутреннем списке книг, обязательных к прочтению. Все знают, как далёк от каждого из нас наш ближний.Хорошо быть чем-нибудь на земле, среди людей. ** Губы у него были тонкие, чёрные маленькие усы не скрывали их улыбку. Она не исчезала, производя неприятное впечатление, я чувствовал, что за ней скрыта какая-то едкая, нелестная для меня мысль. ** Человек жаден, потому что судьба слишком редко улыбается ему ласково. ** — Да, я весёлый человек, — улыбаясь, подтвердил он и качнул головой. — И ещё я очень любопытен... Я всегда хочу знать; всё знать — это моё постоянное стремление, оно-то и поддерживает во мне бодрость. ** Разве для вас знать имя человека более важно, чем знать то, что он скажет вам? ** - Но и пускай будет странно, — почему бы человеку не позволить себе иногда выйти из рамок простого и обыденного?.. И если вы не прочь сделать это — давайте поговорим откровенно? Вообразите, что я — читатель... некий странный читатель, который очень любопытен и желал бы знать, для чего и как делается книга... вами, например? Давайте же поговорим. ** Но я уже лгал ему, ибо для меня всё это становилось неприятным. ** - Вы согласны!.. Так давайте поговорим откровенно — не упускайте случая говорить откровенно, пока вы ещё молоды!.. ** — Будем говорить о целях литературы! — Пожалуй... хотя, мне кажется, уже поздно... — О! для вас ещё не поздно!.. Я остановился, удивлённый этими словами, — он произнёс их с такой серьёзной уверенностью, и они звучали — как иносказание. Я остановился, желая что-то спросить у него, но он, взяв меня за руку, тихо и настойчиво повёл вперёд, говоря мне: - Не останавливайтесь, ибо со мной вы на хорошем пути... Довольно предисловий! Скажите, — чего хочет литература?., вы ей служите, вы должны это знать. Моё изумление росло в ущерб моему самообладанию. Что нужно от меня этому человеку? Кто он? — Послушайте, — сказал я, — согласитесь, что всё происходящее между нами... — Имеет своё достаточное основание, — верьте мне! Ведь ничто в мире не совершается без достаточного к тому основания... Идёмте же скорее, но не вперёд, а вглубь... ** — Вы согласитесь со мной, если я скажу, что цель литературы — помогать человеку понимать себя самого, поднять его веру в себя и развить в нём стремление к истине, бороться с пошлостью в людях, уметь найти хорошее в них, возбуждать в их душах стыд, гнев, мужество, делать всё для того, чтоб люди стали благородно сильными и могли одухотворить свою жизнь святым духом красоты. Вот моя формула; она, разумеется, неполна, схематична... дополняйте её всем, что может одухотворить жизнь, и скажите — вы согласны со мной? ** Что значит говорить откровенно? Этот человек неглуп, он должен знать, как тесны границы человеческой откровенности и как стойко охраняет их самолюбие. ** Я чувствовал, что начинаю бояться чего-то, боязнь эта понуждает меня уйти от него. ** Слово "никогда" он подчеркнул, и оно прозвучало в ушах моих, как удар похоронного колокола. Я ненавижу это слово и боюсь его: оно всегда представляется мне тяжёлым и холодным, чем-то вроде молота, предназначенного судьбой для того, чтобы раздроблять надежды людей. Это слово остановило меня. ** — Ступай, — сказал он, пожав плечами. — Иди... но знай, что ты спешишь потерять себя... ** И тут я понял, что с той минуты, как я встретился с этим маленьким человечком, я вступил в тёмный круг ощущений исключительных и странных. Недавнее, ровное и довольное настроение моего духа облеклось в туман ожидания чего-то важного и тяжёлого. ** — Наконец, ты нашёл в себе мужество слушать! — воскликнул он со смехом; но теперь этот смех был мягче и даже что-то близкое к радости послышалось мне в нём. ** Теперь притупляется внимание к простому и ясному, как чересчур холодному и жёсткому, а согреть и смягчить что-нибудь мы не умеем: мы сами холодны и жестки. Мы, кажется, снова хотим грёз, красивых вымыслов, мечты и странностей, ибо жизнь, созданная нами, бедна красками, тускла, скучна! Действительность, которую мы когда-то так горячо хотели перестроить, сломала и смяла нас... Что же делать? Попробуем, быть может, вымысел и воображение помогут человеку подняться ненадолго над землёй и снова высмотреть на ней своё место, потерянное им. Потерянное, не правда ли? Ведь человек теперь не царь земли, а раб жизни, утратил он гордость своим первородством, преклоняясь пред фактами, не так ли? Из фактов, созданных им, он делает вывод и говорит себе: вот непреложный закон! И, подчиняясь этому закону, он не замечает, что ставит себе преграду на пути к свободному творчеству жизни, в борьбе за своё право ломать для того, чтобы создавать. Да он и не борется больше, а только приспособляется... Чего ради ему бороться? Где у него те идеалы, ради которых он пошёл бы на подвиг? Вот почему живётся так бедно и скучно, вот почему обессилел в человеке дух творчества... Некоторые слепо ищут чего-то, что, окрыляя ум, восстановило бы веру людей в самих себя. Часто идут не в ту сторону, где хранится всё вечное, объединяющее людей, где живёт бог... Те, которые ошибаются в путях к истине, — погибнут! Пускай, не нужно им мешать, не стоит их жалеть — людей много! Важно стремление, важно желание души найти бога, и, если в жизни будут души, охваченные стремлением к богу, он будет с ними и оживит их, ибо он есть бесконечное стремление к совершенству... Так ли? ** - Ты, однако, умеешь соглашаться, — заметил мой собеседник, колко усмехаясь. ** До этого вопроса он говорил мягко и ласково, и мне приятно было его слушать: как и все думающие люди, он был немного печален, был близок мне, я понимал его, и моё смущение пред ним гасло. И вот вдруг он ставит роковой вопрос, на который так трудно ответить человеку нашего времени, если этот человек честно относится к себе. Кто есть мой бог? Если б я знал это! Я был подавлен вопросом, да и кто бы, на моём месте, сохранил присутствие духа? — А он смотрел на меня своими острыми глазами, улыбался и ожидал моего ответа. — Ты молчишь слишком долго для человека, который мог бы дать ответ. Может быть, ты скажешь мне что-нибудь, если я спрошу тебя вот о чём: ты пишешь, и тысячи людей читают тебя; что же именно ты проповедуешь? И думал ли ты о твоём праве поучать? Первый раз в жизни я смотрел так внимательно вглубь себя. Пусть не думают, что я возвышаю или унижаю себя для того, чтоб привлечь к себе внимание людей, — у нищих не просят милостыни. Я открыл в себе немало добрых чувств и желаний, немало того, что обыкновенно называют хорошим, но чувства, объединяющего всё это, стройной и ясной мысли, охватывающей все явления жизни, я не нашёл в себе. В душе моей много ненависти; она постоянно тлеет там, иногда вспыхивает ярким огнём гнева; но — ещё больше сомнений в душе моей. Порой они так потрясают мой ум, так давят сердце, что долгое время я существую внутренно опустошённый... Ничто не возбуждает меня к жизни, сердце моё холодно, как мёртвое, ум спит, а воображение давят кошмары. И так, слепой, немой и глухой, живу я долгие дни и ночи, ничего не желая, ничего не понимая; мне кажется тогда, что я уже труп и лишь по какому-то странному недоразумению ещё не зарыт в землю. Ужас такого существования ещё больше усиливается сознанием необходимости жить, ибо в смерти ещё менее смысла, ещё больше тьмы... Наверное, она отнимает даже и наслаждение ненавидеть... Что же, в самом деле, я проповедую, я — такой, каков есть? И что я могу сказать людям? То, что уже давно говорили им и всегда говорят, что находит себе слушателей, но не делает людей лучшими? Но имею ли я право проповеди этих идей и понятий, если сам я, воспитанный на них, часто поступаю не так, как они повелевают? Если я иду противу них, значит ли это, что убеждение в их истинности есть искреннее моё убеждение, заложенное в основе моего "я"?.. ** - Я бы не поставил тебе этих вопросов, если б не видал, что твоё честолюбие ещё не успело уничтожить твою честь. Ты имеешь мужество слушать меня.., из этого я заключаю, что твоя любовь к себе разумна, ибо для того, чтоб усилить её, ты не бежишь даже и от мук. За это я облегчу тяжесть твоего положения предо мной и буду говорить с тобой, как с виновным, а не как с преступником. — ...Когда-то среди нас жили великие мастера слова, тонкие знатоки жизни и человеческой души, люди, одухотворённые неукротимым стремлением к совершенствованию бытия, одухотворённые глубокой верой в человека. Они создавали книги, которых никогда не коснётся забвение, ибо в книгах тех запечатлены вечные истины, нетленной красотой веет с их страниц. Образы, начертанные в тех книгах, живы, они одушевлены силой вдохновения. В тех книгах есть и мужество, и гнев пылающий, в них звучит любовь искренняя и свободная, и ни одного лишнего слова нет в них. Оттуда, я знаю, ты черпал пищу душе своей... Но, должно быть, плохо питалась душа твоя, ибо у тебя речь о правде и любви звучит фальшиво и лицемерно, точно ты насилуешь себя, когда говоришь об этом. Ты, как луна, чужим светом светишь, свет твой печально-тускл, он много плодит теней, но слабо освещает и не греет он никого. Ты нищ для того, чтобы дать людям что-нибудь действительно ценное, а то, что ты даёшь, ты даёшь не ради высокого наслаждения обогащать жизнь красотой мысли и слова, а гораздо больше для того, чтоб возвести случайный факт твоего существования на степень феномена, необходимого для людей. Ты даёшь для того, чтобы больше взять от жизни и людей. Ты нищ для подарков, ты просто ростовщик: даёшь крупицу твоего опыта под проценты внимания к тебе. Твоё перо слабо ковыряет действительность, тихонько ворошит мелочи жизни, и, описывая будничные чувства будничных людей, ты открываешь их уму, быть может, и много низких истин, но можешь ли ты создать для них хотя бы маленький, возвышающий душу обман?.. Нет! Ты уверен, что это полезно — рыться в мусоре буден и не уметь находить в них ничего, кроме печальных, крошечных истин, установляющих только то, что человек зол, глуп, бесчестен, что он вполне и всегда зависит от массы внешних условий, что он бессилен и жалок, один и сам по себе? Знаешь, его, пожалуй, уже успели убедить в этом! Ибо душа его охлаждена и ум — туп... Ещё бы! Он смотрит на своё изображение в книгах, а книги, — особенно если они написаны с той ловкостью, которую так часто принимают за талант, -всегда несколько гипнотизируют человека. Он смотрит на себя в твоём изображении и, видя, как он дурен, не видит возможности быть лучше. Разве ты умеешь показать ему эту возможность? Разве ты можешь сделать это, когда ты сам... но я пощажу тебя за то, что, слушая меня, ты, я чувствую, думаешь не над тем, как бы возразить мне и оправдать себя. Так! Ибо учитель, если он честен, всегда должен быть внимательным учеником. Все вы, учителя жизни наших дней, гораздо больше отнимаете у людей, чем даёте им, ибо вы всё только о недостатках говорите, только их видите. Но в человеке должны быть и достоинства; ведь у вас они есть? А вы, чем вы отличаетесь от дюжинных, серых людей, которых изображаете так жестоко и придирчиво, считая себя проповедниками, обличителями пороков ради торжества добродетели? Но замечаете ли вы, что добродетели и пороки — вашими усилиями определить их — только спутаны, как два клубка ниток, чёрных и белых, которые от близости стали серыми, восприняв друг от друга часть первоначальной окраски? И едва ли бог послал вас на землю... Он выбрал бы более сильных, чем вы. Он зажёг бы сердца их огнём страстной любви к жизни, к истине, к людям, и они пылали бы во мраке нашего бытия, как светильники его силы и славы... Вы же чадите, как факелы торжества сатаны, и чад ваш, проникая в умы и души, отравляет их ядом недоверия к себе. Скажи: чему вы учите? ** - Итак, я, усердный читатель всего, что ты пишешь и что пишут подобные тебе, спрашиваю: чего ради вы пишете? А вы — много пишете... Хотите ли вы пробудить добрые чувства в сердцах людей? Но холодными и бессильными словами вы не сделаете этого, нет! И вы не только не можете дать жизни что-либо новое, вы и старое даёте в скомканном, измятом, лишённом образа виде. Читая вас, ничему не поучаешься, ни за что, кроме вас, не стыдишься. Всё будни, будни, будничные люди, будничные мысли, события... Когда же будут говорить о духе смятённом и о необходимости возрождения духа? Где же призыв к творчеству жизни, где уроки мужества, где бодрые слова, окрыляющие душу? - ...Ты можешь сказать мне: жизнь не даёт иных образов, кроме тех, которые воспроизводим мы. Не говори так, ибо для человека, имеющего счастье владеть словом, стыдно и позорно сознаваться в своём бессилии пред жизнью и в том, что не может он встать выше её. А если ты стоишь на одном уровне с жизнью, если ты не можешь силой воображения твоего создать образы, которых нет в жизни, но которые необходимы для поучения её, — какая польза в твоей работе, и чем оправдаешь ты звание своё? Загромождая память и внимание людей мусором фотографических снимков с их жизни, бедной событиями, подумай, не вредишь ли ты людям? Ибо — сознайся! — ты не умеешь изображать так, чтоб твоя картина жизни вызывала в человеке мстительный стыд и жгучее желание создать иные формы бытия... Можешь ли ты ускорить биение пульса жизни, можешь ли ты вдохнуть в неё энергию, как это делали другие? ** - Я вижу вокруг себя много умных людей, но мало среди них людей благородных, да и те, которые есть, разбиты и больны душой. И почему-то всегда так наблюдаю я: чем лучше человек, чем чище и честнее душа его, тем меньше в нём энергии, тем болезненнее он, и тяжело ему жить. Одиночество и тоска — удел таких людей. Но как ни много в них тоски о лучшем, — у них нет сил для создания его. Не потому ли они так разбиты и жалки, что им не дано, своевременно, помощи ободряющим душу словом?.. - ...И ещё, — продолжал мой странный собеседник, — можешь ли ты возбудить в человеке жизнерадостный смех, очищающий душу? Посмотри, ведь люди совершенно разучились хорошо смеяться! Они смеются зло, смеются подло, часто смеются сквозь слёзы, но никогда не услышишь среди них радостного, искреннего смеха, того смеха, который должен бы сотрясать груди взрослых, ибо хороший смех оздоровляет душу... Для человека необходимо смеяться, ведь смех — одно из немногих преимуществ его над животными. Можешь ли ты возбудить в людях какой-либо иной смех, кроме смеха порицания, кроме пошлого смеха над тобой, человеком, который лишь потому смешон, что жалок? Пойми, — твоё право проповедывать должно иметь достаточное основание в твоей способности возбуждать в людях искренние чувства, которыми, как молотками, одни формы жизни должны быть разбиты и разрушены для того, чтоб создать другие, более свободные, наместо тесных. Гнев, ненависть, мужество, стыд, отвращение и, наконец, злое отчаяние — вот рычаги, которыми можно разрушить всё на земле. Ты можешь создать такие рычаги? Ты можешь привести их в движение? Для того, чтобы иметь право говорить к народу, нужно иметь В душе или великую ненависть к его недостаткам, или великую любовь к нему за его страдания; если же нет в душе твоей этих чувств, будь скромен и много подумай прежде, чем что-либо сказать... ** Уже светало, но на душе моей всё более сгущалась тьма. А человек, для которого не было тайн в душе моей, всё говорил. ** — Жизнь всё-таки растёт и вширь, и вглубь, хотя растёт она медленно, ибо у вас нет силы и уменья ускорить её движения. Растёт жизнь, и с каждым днём люди учатся спрашивать. Кто будет отвечать им? Должны бы вы, апостолы-самозванцы. Но понимаете ли вы жизнь настолько, чтоб объяснять её другим? Понимаете ли вы запросы своего времени, предчувствуете ли вы будущее, и что вы можете сказать для возбуждения человека, растлённого мерзостью жизни, павшего духом? Он упал духом, его интерес к жизни низок, желание жить с достоинством в нём иссякает, он хочет жить просто, как свинья, и — вы слышите? — уже он нахально смеётся, когда произносят слово — идеал: человек становится только грудой костей, покрытых мясом и толстой шкурой, — эту скверную груду двигает не дух, а похоти. Он требует внимания — скорее! помогайте ему жить, пока он ещё человек! Но что вы можете сделать для возбуждения в нём жажды жизни, когда вы только ноете, стонете, охаете или равнодушно рисуете, как он разлагается? Над жизнью носится запах гниения; трусость, холопство пропитывают сердца, лень вяжет умы и руки мягкими путами... Что вы вносите в этот хаос мерзости? Как вы все мелки, как жалки, как вас много! О, если б явился суровый и любящий человек с пламенным сердцем и могучим всеобъемлющим умом! В духоте позорного молчания раздались бы вещие слова, как удары колокола, и, может быть, дрогнули бы презренные души живых мертвецов... ** Мучительна была пауза между этими его словами и смехом, который раздался вслед за ними. Он смеялся с наслаждением, как человек, которому давно уже не представлялось случая посмеяться так легко и приятно. ** - Хе, хе! И это ты — учитель жизни? Ты, которого легко смутить? И каждый из вас, юношей, родившихся стариками, так же бы смутился, если бы захотел иметь дело со мною. Лишь тот, кто облёк себя в броню лжи, нахальства и бесстыдства, не дрогнет перед судом своей совести. Так вот как ты силён: толчок — и ты падаешь! Скажи мне, ну скажи мне что-нибудь в своё оправдание, опровергни то, что я сказал! Освободи сердце твоё от стыда и боли. Будь хоть на минуту сильным, уверенным в себе, и я возьму назад то, что бросил в лицо твоё. Я поклонюсь тебе... Покажи мне в душе твоей что-нибудь такое, что помогло бы мне признать в тебе учителя! Мне нужен учитель, потому что я человек; я заплутался во мраке жизни и ищу выхода к свету, к истине, красоте, к новой жизни, — укажи мне пути! Я человек, — ненавидь меня, бей, но извлекай из тины моего равнодушия к жизни! И хочу быть лучшим, чем есть; — как это сделать? Учи! ** Я думал: могу ли я, могу ли удовлетворить тем требованиям, которые человек, по праву своему, предъявляет ко мне? Жизнь гаснет, умы людей всё плотнее охватывает тьма сомнений, и нужно найти исход. Где путь? Одно я знаю — не к счастью нужно стремиться, зачем счастье? Не в счастье смысл жизни, и довольством собой не будет удовлетворён человек: он всё-таки выше этого. Смысл жизни в красоте и силе стремления к целям, и нужно, чтобы каждый момент бытия имел свою высокую цель. Это было бы возможно, — но не в старых рамках жизни, в которых всем так тесно и где нет свободы духу человека... ** А он снова смеялся, но уже тихо, смехом человека, сердце которого изъедено думами. ** — Как много было людей на земле, но как мало воздвигнуто на ней памятников людям! Почему бы это? Но предадим проклятию прошлое, — слишком много оно возбуждает зависти к себе. Ибо в настоящем вовсе нет таких людей, которые по смерти оставили бы за собой какой-нибудь след на земле. Дремлет человек... И — никто не будит его. Дремлет он и — превращается в животное. Бич ему нужен и огненная ласка любви, вслед за ударом бича. Не бойся сделать ему больно: если ты, любя, бьёшь, он поймёт твой удар и примет его как заслуженный. Когда же ему будет больно и стыдно за себя, ты пламенно обласкай его — и он возродится... Люди? Это всё ещё дети, хотя порой они поражают злодейством своих дел и извращённостью мысли. И они всегда нуждаются в любви к ним, в постоянной заботе о свежей и здоровой пище для их душ... А ты умеешь любить людей? ** Как ни страшен он был для меня, сам я для себя — ещё страшнее...