Странно, никогда раньше не читал Улицкую, не думал о том, чтобы прочесть ее, даже едва ли задумаюсь, читать ли у нее еще что-то. Я зацепился взглядом, в первую очередь, за название. Однажды Иаков видел сон, в котором ангелы господни снуют вверх-вниз по небесной лестнице (помните картину, например, одного караваджиста эпохи барокко?)...
Быть может, я бы никогда и не встретился с этой книгой, если бы не У.
Дурная привычка называть людей первыми буквами придуманных им(и) имен; смешно, но я не могу назвать У. первой литерой паспортного или фамилии просто потому, что литеры эти заняты другими лицами в незримой моей, но частично отпечатанной на страницах виртуального дневника, картотеке.
Стал бы я советовать к прочтению "Лестницу"? Нет, пожалуй, не стал бы. Тяжелая книга или, правильнее сказать, не из легких. Тягучая, местами обреченная (это где-то глубоко в русской литературной традиции: если есть жизнь, должна случиться и смерть, до хеппи энда ли, вместо ли него, не так важно.) Я не стал бы советовать ее прочесть, но не стал бы и возражать против волеизъявления человека ознакомиться с этим образчиком современной русской прозы.


читать дальшеКниги знакомые все до единой. Читаные, хорошо читаные. И по сей день Нора сражает всех невежд глубиной культуры – и вся культура ее происходила из этих двух сотен книг, подобранных как на необитаемый остров, испещренных мелкими карандашными заметочками на полях. От Библии до Фрейда.
**
Какой причудливый мир – в нем бесконфликтно уживались Карл Маркс и Зигмунд Фрейд, Станиславский и Евреинов, Андрей Белый и Николай Островский, Рахманинов и Григ, Ибсен и Чехов! Конечно, любимый Гамсун! Голодающий журналист, который уже и кожаные шнурки сжевал, красиво галлюцинирует от голода, пока не приходит ему в голову умопомрачительная мысль – а не пойти ли работать? И нанимается юнгой на корабль…
**
Саркофаг. Каждое мертвое тело – саркофаг… Можно было бы поставить такой спектакль – все живые герои в саркофагах, а умирая – из них выходят… В том смысле, что все живое уже мертвое… Надо это Тенгизу сказать…
**
Лежащие во тьме бумаги созревали долгие годы – до тех пор, пока не умерли все люди, которые могли бы ответить на вопросы, возникшие при чтении старых писем…
**
В силу темперированности рояля нижние и верхние тона не совпадают. Так что для С контр-октавы унисон в IV октаве будет не С, а Cis. Сейчас же родилась мысль такая: безпрерывная октава С в контр-октаве.
На ее фоне течет маленький мелодический рисунок, построенный на С IV октавы. Аккорд звучит гармонично. Затем рисунок, не изменяясь, переходит в III, II, I, малую, большую и в контр-октаву.
Маленькая ошибка нарастает и в контр-октаве превращается уже в диссонанс.
Это можно назвать “постепенный переход консонанса в диссонанс”. Идея очень интересная!
**
Я совсем не могу представить себе будущее без общества. Мечтаю об обществе, где я – центр.
**
Там, где молчит слово, – там говорит звук. Безсильная в передаче акта воли, музыка может глубоко и интенсивно раскрыть внутреннее состояние человека, передать чистую эмоцию.
**
Вообще кошмарно-страшно все прошедшее, которого нельзя вернуть. Жизнь мчится ужасающе-быстро.
“Жизнь – миг”. Поэтому нельзя отдаваться воспоминаниям, отравляющим настоящее, в кот. только и есть смысл. Что может быть более ушедшего времени?
**
Природа не симметрична и не несимметрична: природа вне ее.
Симметрия есть только там, где есть человек, замечающий симметрии. Только человек замечает частный случай разнообразия природы: когда две половинки ему кажутся похожими друг на друга.
В природе нет и эстетики. Физика, химия, особенно механика – есть, а эстетики (и еще несколько дисциплин) не существует. Нет и классификации, нет неважного и важного. Все это создает человек.
**
Витя поступил на мехмат и в первый же год с головой ушел в теорию множеств – относительно недавно, в середине девятнадцатого века возникшую область математики, куда постоянно тянуло безумцев и самоубийц.
**
Мыл руки в ванной, крутил краны – то холодную воду пускал, то горячую. Нора терпеливо ждала.
– Нора, а почему у холодной воды голос мужской, а у горячей женский?
Нора задумалась: она не слышала этой разницы. Так и сказала. Тогда он махнул разочарованно рукой:
– Ну тогда скажи, где у воды середина…
Нора чувствовала, что это она отстает от сына по части феерического всасывания мира и разворачивания в нем.
– Во всех вещах есть немного огня, – заявлял мальчик, играя с веревкой.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – склонилась над ним Нора.
Он зажал веревку в одной руке, а второй сильно дернул.
– Вот видишь, в веревку положили немного огня и она жжется…
Он разжал руку, на ладошке был розовый след.
***
Назавтра они встретились снова. Маруся рассказала ему о том, что скоро закончит Фребелевские курсы и уже знает, чему она будет учиться дальше, и рассказала все, что знала, о великой танцовщице, и ее ученице, и о ритме, который никто не слышит, а в этом и есть главное направление, потому что вне ритма нет никакой жизни, надо уловить эти ритмы, этому можно научиться, и неважно, какую ты выбрал себе стезю, но без этого пульса, без великого метронома ничего невозможно. И эти годы учебы оказались только подготовкой к тому, чем ей нужно заниматься… Именно, только этим!
Да, да, я очень это понимаю, я это понимал еще совсем ребенком, я болел ангиной, стоял с завязанным горлом у окна и считал падающие осенние листья, и знал, что от того, как они падают, как раз и зависит боль, которая отзывается на каждое касание листа к земле, и никому не мог этого сказать, и вы первый человек, который в состоянии…
**
Пьеса “Смерть Тарелкина” давно ее занимала. Мнимая смерть – бездна возможностей!
**
Романы творческим людям очень полезны! И не дай бог, счастливые!
**
Пустота. Счастье. Даже мысли о Тенгизе не мешали – он пришел на этот раз вместе с королем Лиром и король Лир оказался важнее… Речь шла о “голом двуногом”. Как сказал Тенгиз – полжизни собираешь, а потом начинаешь раздавать. Это не только про Лира. Про каждого. Совершить обратное движение, закончить цикл: родиться, приобрести множество качеств, власть, собственность, славу, знания, привычки. Личность обрести, а потом все с себя скинуть. И саму личность. Дойти до полного, изначального обнажения, до состояния новорожденности, первоначальности.
**
Это даже нельзя было назвать капитуляцией, и неизвестно, чья это была победа и над кем.
**
Он был еще полон отзвуками телесного счастья и ему вовсе не хотелось вести сейчас дискуссии по политической экономии.
**
Как можно убивать в присутствии музыки! (См рассуждения в диалоге с Уиллом)
**
Для нее любовь только – проявление ее воли, своеволия, если хочешь. Инструмент!
**
Сначала я тебе принес «Ветхий Завет» в виде Хаусдорфа, а потом «Новый Завет» в виде Шредингера. Но в этом месте ты просто не сможешь не понять, что все мы заняты одной общей задачей – расшифровкой того языка, без которого не существовало бы в мире ни одно живое существо… Текст, Витася, Божественный текст! Ничего более важного в мире нет!
**
Теперь она сидела в библиотеке ВТО от открытия до закрытия, исследуя водное пространство, которое в мифологии всех народов возникало перед человеческой душой сразу после кончины. Это были маленькие реки или ручьи, иногда подземные, иногда океаны, огромные и мрачные воды всех народов, вымерших и живущих: египтян, скандинавов, индийцев, индусов и монголов. Но Норе важно было угадать, как выглядит эта река у славян… Практическая задача сценографии оказалась только поводом к этому восхитительному чтению. Хотя память у Норы была прекрасная, она делала маленькие конспекты, в которых записывала названия рек и имена перевозчиков, иногда даже названия судов, совершавших эту великую переправу, обрывки сохранившихся ритуалов. Суда тоже были самыми разнообразными – то утлая лодочка, то крылатый корабль…
**
Но теперь, после этого археологического, в сущности, чтения, она почувствовала, что тот другой, далекий берег существует и, следовательно, смерти, как она ее видела, наблюдала, прикасалась к ней, – такой смерти нет. А есть нечто гораздо более сложное и гораздо более интересное… И более всего это подтверждает музыка.
**
Если целоваться нельзя – остаются все эти самоконтроли, ловля мыслей и другие утешения.
**
Вот уже опять дни помчались с той быстротой, с какой они несутся, когда ими не дорожат. Я теперь равнодушен к времени.
**
Париж он развенчал, но нужно было и построить что-нибудь. Я внимательно следил за тем, как он разбирает по камням великое здание. Когда вечный город лежал разобранной храминой, я думал, он начнет, может быть, из тех же камней строить новое, более величественное, углубленное произведение искусства.
**
Простые, но мудрые слова – раз все так, значит, это нужно, это какая-то человеческая поправка к божественной ошибке. С того дня у меня началось развитие той мысли, какую теперь называю историко-статистической религией. Подняться над эпохами, подняться над людьми, нас окружающими, посмотреть, как живут эти же люди в ими созданном обобщении, и тогда выводить законы жизни и морали.
А – главное – не переставать себя уважать. Этому ты меня научила, этому я тебя учу – и это основной закон нашего счастья. Нам необыкновенное счастье подарила судьба. Любить и одновременно уважать друг друга – согласись – очень редкая и счастливая комбинация.
**
Именно от него, легко живущего и тяжело умирающего, умного, своевольного и скандального, Юрик впитал, вдохнул осознание того, что в высшем смысле в музыке нет авторства, а есть только умение читать из Божественной книги и перекладывать некий мировой звук, не нуждающийся в нотах, на язык жалких музыкальных инструментов и нот, придуманных для удобства передачи великих сообщений, никаким иным языком не передаваемых… И Юрикову композицию слушали в тот вечер лучшие уши и лучшие души этого музыкального пространства. Услышали.
**
Есть Божественный Текст! И вся эволюция человека имеет только одну задачу – довести это незавершенное Творение до состояния, когда оно, человечество, научится читать. И ради выполнения этого задания были изобретены все алфавиты, все знаки, цифры, ноты, в конце концов!
**
Про авторство вы это очень правильно сказали! Я тоже думаю, что авторства нет, музыка существует где-то на небесах, а дело музыканта – услышать ее и записать с помощью нот. Но поскольку я джазовый музыкант, я знаю, сколько музыки остается вообще не записанной и живет только в минутных импровизациях…
Гриша страшно обрадовался, получив такую неожиданную поддержку.
– Не беспокойся, не беспокойся! Она в надежном хранилище! Все записано! Вот видишь, вот видишь, Витя, твой сын сразу понял, о чем речь! Мир – это книга, которую мы только учимся разбирать по складам. Мы пытаемся с помощью наших алфавитов, простеньких знаковых систем прочитать тексты очень большой сложности, которые существуют вне нашего сознания. Возьмем Платона!
**
Пойми, если Мироздание познаваемо, то его можно моделировать.
**
Каждый из нас боролся не столько за свои идеи, сколько за свое личное счастье…
**
Ты можешь и будешь жить вольно и счастливо. Мир открыт для тебя. Полон красок и радостей. Со мной жизнь твоя потускнеет. Потому что радости твоей жизни вне меня.
Знаю – ты безудержно меня жалеешь, ты глубоко перестрадаешь мое несчастье. Но что же делать. Нельзя состраданием и жалостью заполнить свою жизнь. И слушай, знай, что смерть – это не катастрофа. Это счастье. Оборвать зависимость от форм, красок, ощущений – это счастье.
**
Эта пьеса жизни длилась так долго, что оба постарели, а отношения из пунктирных и необязательных превратились в узы крепче любых брачных.
**
Летать и стрелять – вот были две любимые мечты. Любимые мечты поколения…
**
Но люблю я тебя, Марусенька, вне зависимости от того, какой социальный портрет ты для себя выбираешь.
**
Милый друг, пойми меня правильно, каждое твое указание для меня важно и обязательно, но у тебя есть более действенные слова для меня, чем те, которые ты употребляешь. Ни эта стилистика, ни этот тон не доходят до меня, вызывают совсем нежелательную реакцию. Простой дружеский тон – только и всего, и не “тесать кол на голове”. Все это выпадает из твоего стиля и не идет к нашим, я скажу смело и верно, примерным супружеским и дружеским отношениям.
**
Трудно жить в неведении. Я понимаю, как много усилий потребуется от нас обоих, чтобы снова найти друг друга в изменившихся людях.
**
И глупый вопрос: что важнее, телесное или духовное, – их никогда не занимал. Близость была такая полная и предельная, какая мало кому дается.
Они стояли под горячим душем и любовались друг другом так, как будто были Адамом и Евой, впервые познавшими… чего там полагалось познавать?
**
Но она не искала мужчину, она искала скорее идею, которая ее освободит…
**
Так до утра они оба боролись со стыдом и вышли победителями.
**
вы, евреи, агрессивны и все время завоевываете чужое пространство – ваш Левитан пишет наши пейзажи, ваш Шагал вносит в наше пространство свои еврейские фантазмы, ваши Пастернак и Мандельштам пользуются нашим языком как своим, вы засоряете русское искусство, внося в него дух космополитизма, разрушающий русскую цельность и чистоту. Антисемитизм – наша единственная защита, потому что если от вас не отгораживаться, не строить вам препятствий, вы заразите своими еврейскими идеями весь мир! И весь этот авангард, весь Малевич и Шостакович (тут-то он ошибся!) – порождение еврейской заразы, впитанное русскими людьми от соприкосновения с вами… Да, я антисемит, но я готов помочь вам сделать ваш еврейский спектакль, лишь бы вы не лезли со своими разрушающими идеями в наш русский мир… Пусть, пусть расцветут сто цветов, но никому не нужны ублюдки и гибриды, я буду последовательно бороться за чистоту русского искусства.
**
Любая предложенная тема сразу же становилась ей тесной, и она говорила о смежных пространствах, о вещах, на первый взгляд необязательных, но все самое интересное как раз и оказывалось в области необязательного.
**
Можете считать, что это “Лествица Иаковлева” – евреи сдергивают с шестов последний слой занавесей, и набрасывают на себя эти небесные ночные плащи, и поднимаются по лестнице вверх, и исчезают там, на колосниках, а на темной сцене, в черном кабинете, остаются одни только шесты и ни одного человека – пустой мир, из которого ушел народ…
А то, что при этом, уходя в небеса, они будут петь свои дурацкие куплеты – А не забыла ли ты сковородку? А половичок? А где кастрюлька, уздечка, подсвечник? – так это даже хорошо! Потому что контраст между маленькой, ничтожной жизнью со сватовством, замужеством, пятничной суетой, болезнью коровы, копеечными обманами, грошовыми хитростями, и великой драмой жизни человека, концом человеческого существования на земле и полным провалом неудачного замысла Господа Бога будет только ярче. И пусть туда, в небесную тьму, уйдут не только эти бедные фольклорные звуки, пусть… Шестая, Седьмая, Восьмая… и Семнадцатая, и Тридцать вторая, и обрывки Хорошо Темперированного Клавира, величайшего музыкального текста на все времена… В конце концов, все эти безумные и злые игры неразумных человеков и привели к генеральной репетиции конца человеческого мира, к Холокосту…
**
Любой текст – форма существования информации! Жизнь на земле следует понимать как текст. Божественный Текст, который не нами написан! Творец – это Информация. Дух Божий – это Информация! Душа человеческая – фрагмент информации!
“Я” – фрагмент информации! Жизнь – не способ существования белковых тел, как Энгельс дотумкал, а способ существования Информации. Белки денатурируются, а информация неуничтожима. Смерти нет! Информация бессмертна!