Мне девять, я в пятом. Лицей мне не нравится, я в нём чужой, чуждый, пришлый. Открытых конфликтов с одноклассниками у меня пока ещё нет, равно как и друзей. В школу мы с братом идём вместе, обратно – по отдельности.
Февраль. Я срезаю дорогу через заснеженный пустырь, земля вдруг разверзается, обнажая бездну. Нахожу себя на дне колодца. Руки и ноги на удивление целы – отделываюсь парой-тройкой царапин и испугом. Вокруг нет ни присыпанных снегом обломков кирпичей, ни каких-нибудь досок, ни заржавевшей железной лестницы, ведущей наверх. Стены равнодушно гладкие. Сначала я молча дышу в серое-серое небо, а потом, когда становится совсем холодно, когда отчётливо вечереет, я кричу. Мне везёт. Мне, впрочем, всегда везёт.
Люди оказываются рядом. Помогают. Ругают коммунальные службы. Я думаю, что мне стоит внимательнее смотреть под ноги, бегу домой, а потом ещё долго обхожу незнакомые заснеженные пустыри стороной.
Свежие ссадины мать не то не замечает, не то игнорирует.
По воскресеньям я привычно трусь у прилавков крытого рынка, помогаю молочнику продавать сыр и сметану. Он говорит, рука у меня лёгкая, уходит гутарить с другими, а я сижу на высоком, укрытом половиками стуле, угощаю сметаной пришлого кота и чувствую себя почти счастливым. Мне нравятся воскресенья. В них есть жизнь.
В маленькой библиотеке напротив дома прочитаны все интересные мне книги, а в большую мать не отпускает – далеко. Я начну туда ездить позже, когда расстояние в сорок минут на маршрутке перестанет казаться матери «слишком».
Сосед по лестничной площадке – мальчишка на три или четыре года старше – пытается поздороваться со мной, я ускользаю куда-то в сторону дальней площадки. Нам нельзя разговаривать. Табу.
Сезон вишен. Сперва я забираюсь высоко-высоко на дерево, обрываю яркие, спелые, сочные – это нравится мне куда больше, чем собирать смородину с бесконечных кустов. А после, набрав полные вёдра, иду к супермаркету. Брат помогает донести вёдра, потом слоняется рядом. Впрочем, долго ждать не приходится. Рука у меня лёгкая.
Пустые вёдра споласкиваем ключевой из колонки, набираем полные: каждому по два. Вечереет, надо поливать огород. Впереди ещё двадцать-двадцать пять ходок за водой. И много-много летних дней.
В шестой я иду не в лицей – в новую школу. Ехать туда почти целую вечность. Всю эту вечность можно читать взахлёб, краем глаза поглядывая в окно – не пропустить остановку. Пройдёт чуть больше месяца, прежде чем водители начнут узнавать меня в лицо и порой не брать плату за проезд и разрешать сесть на переднее.
Я сижу за четвёртой партой. Передо мной – Марина. Её волосы цвета спелой ржи и пепла, губы тонкие и всегда неулыбчивые, плотно сжатые, а глаза печальные – впрочем, это я замечу много позже. Мне хочется дёргать её за косы и обсуждать с ней Верна. Ей хочется, чтобы я оставил её в покое. Я почти аутсайдер: таким, как я нельзя дёргать Марин за косы.
Вишу вниз головой на турниках, шапка валяется на снегу, небо сизое от мороза. Темнеет зимой рано. Маршрутки ходят раз в сорок минут, может и в час, когда гололёд, предыдущую я не то пропустил, не то она не пришла. Вечер тает.
Руки мёрзнут до одури. До Рождества чуть более двух недель. Завтра контрольная по математике.
Получу пять.

@темы: ретроспекция, настроения, беспробудни, сиреневый джокер, словотворное, впечатлительным нечитабельно, будда-который-курит, 2025

---

Очень люблю свою работу и, как ни странно, семейный быт, но время от времени зудит на кончиках пальцев это вот осязание ветра и жажда перемен. Тогда я вслушиваюсь в себя, рабочий график, шёпот Мироздания, ловлю ту неделю, в которую мои очники вполне себе смогут выжить без меня и отправляюсь в путешествие. Наученный опытом Мальдив, я знаю, что совсем не работать всю неделю мне будет тоскливо, поэтому просто перекраиваю расписание так, чтобы оставить себе несколько полноценных рабочих дней, отличающихся от привычных, разве что, только тем, что можно не готовить завтрак и встречать рассвет, прогуливаясь у моря.
В этот раз выбор мой пал на Египет. Не лучший, признаться, выбор, если хочется отдохнуть от людей, но в остальном путешествием я остался более чем доволен. Особых притязаний к качеству обслуживания у меня не было: Египет по умолчанию что-то среднее между Абхазией и Турцией, "не сезон" проявился в приятно прохладных ветрах и сравнительно малом количестве отдыхающих. Взял пару экскурсий, ни одной из которых в полной мере не остался доволен (ну да и чёрт бы с ним; встречать закат в пустыне, слушая шелест вековечных песков и подглядывая сквозь завесь облаков, как солнце целует зардевшуюся гору стоит любых неудобств), а в прочее время гулял по мёртвым коралам, любовался морем, окаменевшими отпечатками морских губок, слушал далёкое пение муэдзинов и читал книги про славянскую нечисть и прячущихся в Песчаном городе джинов.
В следующий раз, когда-нибудь, есть соблазн поехать в какой-нибудь более отдалённый уголок Египта: чтобы рядом только море с живым рифом и пустыня окрест. И, конечно, надоедливые зазывалы на пляже, вездесущие, прилипчивые, бесцеремонные. Куда без них. Надо же им где-то проявляться, этим заблудшим однажды и обречённым на бесконечное перерождение в едином дне и с ограниченным набором фраз бедолагам.
**
Посчитал на днях: побывал в своей жизни в 22 странах. Пора делать travel мемори-бук, благо фотографии остались из всех путешествий, кроме самого первого и самого долгого -- на Кубу. Впрочем, не повод ли это побывать там снова?

@темы: настроения, беспробудни, сиреневый джокер, 2025

---

путевые заметки: луксор

Через ажурную вязь вышек рыжеет рассвет.

Серп луны клонится к горизонту.

Из багряного рассвет становится багровым.

Горы – гребни окаменелых черепах. Чретами и резами течение времени.

У каждой пустыни своё лицо. Но все пустыни – сёстры во времени.

Среди песка и пыли – медно-зеленоватая проседь.

В сени гор ютятся лачужки: сбились в малую стайку, нахохлились покосившимися жестяными крышами, щурятся щербатыми глазницами окон на солнце.

Осколки гор похожи на спящих исполинов. Там чьё-то чуть вывернутое плечо, там, поодаль, пятка, левее – лысеющая макушка.

Округлый камень на самом пике невысокой сланцевой. Яйцо дракона.

На горизонте не гора – двухгорбый верблюд из песка и камня.

Змея водопровода тянется к каменному колодцу.

Развалины хижины. Александрия в миниатюре.

Контрасты. В предместье – буйство зелени. Мимо университета трусит низкорослая лошадка, впряжённая в телегу. Чуть поодаль от новостроек уличные торговцы продают фрукты и печёный батат.

Арба до краёв наполнена свежескошенной. Торчеухий ослик ровняет края.

Седобородый мужчина белозубо улыбается. Блестящее дуло винтовки прикорнуло на левом бедре.

В небе вопросительный знак – ковш Большой Медведицы.

Страх перед оружием – что-то в самом сердце человеческой сути. Страх – а отсюда и желание обладать.

@темы: впечатления, настроения, беспробудни, сиреневый джокер, будда-который-курит, 2025

---

13. Монстр под кроватью

Светке почти тринадцать. Не маленькая уже, кажется. Сидит, вжавшись в ржавую, со сбившейся, рваной голубой краской – досталась скрипучая ещё от покойной бабушки, смотрит на дверь не волком – волчонком, дворнягой битой. Вслушивается в шаги, которые не звучат. Вернутся года через два, то и три, но Светка уже будет взрослой, Светка уже будет смелой, Светка уже всё сможет. Даже запереть дверь. Даже закричать вслух. Даже рассказать то, что нельзя рассказывать.

По щекам текут слёзы – солёные, злые, горькие, непрошенные. Светка утирает сопли рукавом, шмыгает почти беззвучно – рёв привлекает монстра; тот сжался в измятый комок поверх папок в картонной коричневой, загнанной под кровать, коробке, разрисованной в детстве ещё синим, жёлтым, оранжевым.

Светке себя безудержно жалко. Хочется будто бы даже, чтобы обнял кто, кроме кусачего шерстяного одеяла, латаного-перелатаного, но в одночасье и в дрожь бросает при мысли одной об объятьях. Тётка, помнится, попыталась, за плечи, тогда, на кладбище – чуть её не ударила. Хоть Нина Матвеишна и не со зла, это Светка злая.

Запахом перегара тянет оттуда, из прошлого, касаниями липкими, грязными, сальными, потной ладонью на губах, искривлённых плачем. А ещё пирогами – сдобными, с вишней, мягкими, ароматными. И пощёчиной хлёсткой, след от муки оставившей; пять лет назад прозвучал, а до сих пор отпечатался – не смыть, не содрать с кожей, не стереть из памяти.

Светка потом перестала плакать даже. Слёз тогда не осталось – вернулись только вчера. В зал суда не пошла – смотрела по телевизору с тёткой вместе. Тётка промакивала чистым батистовым уголки глаз, «бог, – говорила, – ему судья, откупился, ирод проклятый». Погибшую голубкой своей называла. Не чужой, поди, человек. Сестра. Непутёвая, гиблая, дрянная.

– Расскажи, – попросила было Светку однажды, – о мамке-то.

– Пироги печь любила. С вишней. Сладкие.

Сказала – как в душу плюнула, а больше ничего не добавила. Вспоминала только лужу на кафеле: липкую, скользкую, ржаво-алую. Испачканные в муке пальцы, застывшие и закляклые. Опустошённый взгляд отца – протрезвевшего в миг, постаревшего будто разом; полицию вызвал сам, не отпирался, не отрицал.

Осудили по сто девятой.

Светка сидит, не дышит почти и почти не плачет.

Фотокарточка: мать смеётся ещё, молодая, красивая, яркая – изрезана и измята. Скомкана зло, заброшена в короб теннисным мячиком.

Светкин монстр под кроватью.

@темы: флешмоб, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит, 2025, writober2024

---

1.2025

в перекрестье зрачка – твоих безупречие черт, протяжённость иллюзий, смешение слов и смыслов; мне хотелось порою придумать тебя живым и изъянами будней вышитым. мои руки дрожали, сплетая тебя из снов, мои губы горчили, тебя осязая слогом; я такой же, ты знаешь, как прочие серые люди: я отчаянно в боге нуждался – и создал бога.

я во взгляде твоём безразличном читаюсь как призрак, как тень творца; ты стоишь неподвижен и хладен, как будто почти распят; твои губы силятся то ли воззвать ко мне, то ли меня проклясть. я смеюсь, набросок сминая в своей ладони.

я тебя наделил совершенством, которого не познал, одарил не чувствами – острым разумом, обрядил тебя, будто в саван, в свои слова, а поверх – в безупречность, бесстрастность и беспристрастность; я тебе из людского оставил одну лишь скупую жажду – не зависимость даже, – потребность и выдох сделать, и следом – вдох.

есть одна очевидно небрежная нота в рождённом мною:

я тебя позабыл научить дышать,

мой

бог.

@темы: сиреневый джокер, бета-версия жизни, словотворное, будда-который-курит, 2025

---

А что Кромка обещает тебе в грядущем году?

@темы: флешмоб, не моё, беспробудни, сиреневый джокер, 2025

---

Это был хороший, тёплый и уютный день.
Очень мой.

@темы: настроения, твиттер, беспробудни, сиреневый джокер, 2025

---

Ещё один год время переносить в архив. Хороший год, насыщенный, яркий, наполненный впечатлениями, отпечатанный в фотографиях для мемори-бука. Улыбаюсь собственным мыслям, перебираю воспоминания, чертовски хочу спать и искренне радуюсь тому, что завтра выходной. Можно наслаждаться заснеженным городом и любовью мира. И вставать не по будильнику.

@темы: твиттер, беспробудни, сиреневый джокер, 2025

---

путевые заметки: красновидово

По кромке неба -- шпили заснеженных ёлок, кирпичными, исписанными граффити оборками -- цветастые гаражи.

Рассвет прячется за сизыми тучами и клубами печного дыма.

Деревья таятся в овражках -- играют не то в снежки, не то в прятки.

У подножия синих столбов-великанов припорошенная снегом избушка, покосившийся деревянный стул чуть поодаль. Любуется лесом.

Из-под снега торчат узловатые крючья-пальцы. Ловят заблудшие ели и низко летящих птиц.

Борщевик воздевает к небу соцветия-пальцы. Зимний солнцепоклонник.

Молодые берёзки сбились в стаю, дрожат не то от ветра, не то от холода. Одна, чуть поодаль, тянется ближе к людям: подпёрла кривоватым стволом, склонилась к печной трубе.

Большеглазые дома угнездились на сваях.

Церковь на горе усеяна звёздами. Алые, жёлтые, изумрудные искры пляшут в воздухе и медленно тают, будто снег.

Чердачное окно -- полная луна.

Вдоль дороги горят фонари. Небо из слоёно-чернильного становится дымчато-серым.

В сумерках леса залётной искрой блуждающий огонёк -- чей-то костёр? Свет окна во времянке? Будто бы смеясь, вспыхивают меж стволов новые и новые огоньки, смотрят попарно на шорохи шин, не щурясь и не мигая.

В чернило ночи капнули акварель. Слева -- пепельно-розовую, щедро разбавленную водой. Справа -- чистейшую лазурь и ноту тёплого света.

Молодые сосенки и берёзы соревнуются в стройности.

@темы: настроения, твиттер, беспробудни, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит, 2025