сумрак — @дневники: асоциальная сеть

воскресенье, 21 августа 2022

21:34

книги 2022

продавец паранойи

@темы: 2022, сиреневый джокер, читалочки

URL

понедельник, 01 августа 2022

23:29

продавец паранойи

Записей ни о чём не было так давно, что для этого года нет даже тега в избранном. А руки-то ведь так и чешутся не то оттуда уйти, не то сюда вернуться, смахнуть пыль с полок - глянь, вон, сколько её - кружит серебром и опадает на белые, будто снежные, истоптанные корешками разномастных книг.
Коты мурлычут глухо, утробно, одобрительно.
Время от времени наступает время всё начинать сызновь.

@темы: беспробудни, настроения, 2022, сиреневый джокер, твиттер

URL

четверг, 14 июля 2022

09:16

21.2022

продавец паранойи

Те, кого нет

И вот мы стоим друг напротив друга, враг напротив врага: те, которые я, те, кого нет, те из нас, которые не случатся или случатся, но не сейчас. Имя нам — легион, в сны ступающий размеренным шагом, распадающийся на смыслы и, порой, на слова; что нам имена? Только отзвук, отблеск одной из граней.

читать дальше

@темы: 2022, сиреневый джокер, бета-версия жизни, словотворное, будда-который-курит

URL

09:15

20.2022

продавец паранойи

Суть

читать дальше– Ты, – говорит она, закладывая за ухо прядь выцветших медно-рыжих, срывает ромашку, смотрит в порохом жёлтым покрытое сердце цветка, – если бы ты был частью речи, то какой?

Ответы – убийцы вопросов; я не спешу отвечать, хоть и знаю ответ ещё давно, задолго до. Однажды я почти влюблюсь в книгу, один из второстепенных героев которой – грамматическая функция, это случится только года три-четыре тому спустя, когда вместо «нас» будет прочерк и тысяча тысяч воспоминаний. Я делаю вид, будто не знаю ещё об этом, мне ни к чему сейчас играть в провидца, я смотрю на неё и совсем не спешу отвечать.

Убивать полагается не спеша.

_______________________

Амальгамная бледно-прозрачная гладь, нечёткий абрис окна, лабиринт из прочтённых и пока ещё нет, аккуратно расставленных на бесконечных (я знаю точное их число), тронутых пылью полках; упрямо не исчезающий силуэт точно напротив (может быть, чуть левее), перебирает слова как чётки, артикулируя каждое, но не позволяя ему стать звуком, проговаривая каждое так беззвучно, как только можно; пальцами он почти что касается отражения, я отступаю на шаг, вынуждая его повторять за мною – всё, кроме звука: я милостив, даже почти издевательски щедр к нему; бросаю короткий небрежный через плечо за миг до того, как пальцы касаются переплёта.

Чётки упрямца губами моими свой обретают голос.

_______________________

Время от времени время смеётся, тасует колоду, называет меня по имени, хлопает по плечу; я варю терпкий крепкий в медной потёртой джезве, разливаю по чашкам, мы потом забираемся с ногами на подоконник, окна тронуты тишиной. У стороннего наблюдателя может сложиться впечатление, будто со временем мы собираемся сыграть в подкидного, но, знаешь, нет.

Ему нравится тасовать колоду, спорить с Планком и Лоренцом – не яростно, до хрипоты, а неспешно – вот, посмотри, их уже нет, а оно вот здесь, иногда называть меня самою звонкою из мастей, течь – не то Гангом, не то fraochún.

Мне по душе варить ему кофе вот уже третью вечность.

@темы: 2022, сиреневый джокер, бета-версия жизни, словотворное, будда-который-курит

URL

понедельник, 30 мая 2022

14:55

19.2022

продавец паранойи

Малоярцевы

читать дальше

@темы: настроения, 2022, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

суббота, 21 мая 2022

22:21

18.2022

продавец паранойи

Franc jeu

читать дальше

@темы: 2022, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

22:20

17.2022

продавец паранойи

Цефалгия

читать дальшеМир вздрагивает, наполняясь звуком. Дождь по подоконнику — стрекотом цикад, барабанной дробью, картечью в теплую ещё плоть. Небо затянуто пылью и порохом, багровое солнце, иссеченное упругими струями, израненное, подернутое зыбким маревом забывания неумолимо исчезает за плотными, густыми, вязкими, клубящимися на горизонте.

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрывает город.

Безликий статист – я смотрю на равнодушно-привычное умирание, тени клубятся в ногах моих, вздрагивают, жмутся голодно и устало, зачуяв шаги за моей спиной. Она уже близко. Я слышу прерывистое её дыхание, почти чувствую кожей первое из касаний; слова умирают несказанными в моём сознании. Она делает ещё один шаг, её губы касаются пряди у моего виска, её пальцы касаются кожи, проникая под.

Я едва ощутимо вздрагиваю. Улыбаюсь зыбкому отражению там, в пропитанных кровью умершего солнца и иссеченного неба стёклах; я улыбаюсь пришедшей, будто самой преданной из любовниц. Иду на кухню (незваная следует по пятам). Зажигаю огонь, ставлю привычно джезву: происходящее — наш маленький ритуал, ему уже вечность, не правда ли, моя дорогая? Она снова целует меня в висок, льнет, осязается телом предельно ярко, будто бы не придуманная совсем, не плод воспаленного разума, не стечение обстоятельств.

Я cмотрю в обагрённые светом фонарным стёкла. Блистер шуршит под пальцами, кофе остывает в ещё девственной незапятнанной, белой, как подвенечное платье/саван.

Я кладу на язык одну и вторую, запиваю их свежесваренным, чуть уловимо щурюсь, вспоминая: ты мне говорила однажды, чтобы я никогда не. Недосказанная спотыкается, обрываясь о прощальный чужой поцелуй, я знаю – она снова вернется завтра, коснется виска.

На губах послевкусие терпких зеленых яблок.

@темы: 2022, по венам, сиреневый джокер, бета-версия жизни, словотворное, будда-который-курит

URL

22:19

16.2022

продавец паранойи

Декорация

читать дальшеВениамин Афанасьевич сидит на краю Ойкумены, курит шмаль, сладковатый дым расползается сизым и вязким, пропитывая плетения нитей шарфа и огрубевшую, мозолями покрытую и чем-то ещё запекшеся-неприятным, кожу пальцев.

Реальность становится метатекстом, распадается на фракталы, вздрагивает, сытым котом потягиваясь, Вениамин Афанасьевич слепнет и прозревает снова, смотрит в скупую на образы даль, Даль шелестит листками будущего своего будущего толкового ГУЛАГа живаго великорусскаго, с тысяча восемьсот девятнадцатого создаваемого: легко ли было народ обкрадывать? — задается вопросом Вениамин Афанасьевич, спрашивая не то слависта, не то самого себя, не то носорога, выныривающего из метапространства.

Носорог бороздит простор Большого театра, сталкивается со Станиславским, Вениамин Афанасьевич почти болезненно морщится, кривится, чувствует, как пульсирует флюс сверху справа, стонет, кажется, не то от боли, не то от отчаяния.

— Расстрелять, Иосиф Виссарионович? — Носорог задирает массивную свою лобатую, смотрит почти раболепно на визави — равнодушного миниатюрного коренастого жирафа, щиплющего меланхолично листву с ветви сакуры, нарисованной на фарфоровом чайнике. Над верхней губой вопрошаемого — узнаваемые усы; он смотрит большими своими тёмными влажными прямо в душу и отвечает по-отечески ласково:
— Расстрелять.

Вениамин Афанасьевич вздрагивает, ёжится, чудится – тянет холодом по ногам и чем-то ещё болезненно мандельштамовским; на блюде пред ним яблоко (калорийность сорок семь килокалорий на сто грамм), плесневелый сыр, отрубленная голова Иоканаана — его лицо кажется смутно знакомым и предельно осязаемым, а реальность становится всё больше похожа на фотографии. Румянобокое на вкус абсолютно пластиковое.

– Пр-равильно говоришь, пр-равильно, – приблудный, с головы Иоанна павший, парик потирается о брючину, ласкаясь, оставляя на ткани предательски выпадающие, надо после не забыть снять. Пальцы Вениамина Афанасьевича тянутся сами собою к металлическому каркасу, напоминающему не то глобус, не то мяч, обтянутому так упоительно похожей на человечью кожу – у Иоканаана лицо прохожего, встреченного на улице Ленина в прошлую пятницу, ударившегося из-за поцелуя с гладким, пропахшим клеем и старой краской, столбом об асфальт.

Руки дрожат. Губы бредят еще хоть одной затяжкой – короткой, прерывистой, как половой акт в супружеской спальне. Та
из существительного женского рода первого склонения вдруг превращается в социальный ритуал, в способ избавления от тревог, в инструмент власти.

Рог носорога вспарывает реальность за ирреальностью, переплетая нити ещё не случившегося бытия с чем-то предельно обыденным и формальным.

Голос Зотанг в голове звучит скрипуче, почти фальшиво, как улыбка главбуха, когда приходишь к нему за авансом, мнешься на пороге, протягивая замусоленный квиток о семи печатях, смотришь не то жалобно, не то жадно, мол, автограф бы ваш.

Автограф Вениамину Афанасьевичу не полагается.

Обед до пятнадцати сорока.

@темы: беспробудни, 2022, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

22:19

15.2022

продавец паранойи

Fiamma

читать дальше

@темы: 2022, сиреневый джокер, бета-версия жизни, словотворное, будда-который-курит

URL

вторник, 17 мая 2022

02:18

14.2022

продавец паранойи

Дачный

читать дальше

@темы: 2022, по венам, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

понедельник, 16 мая 2022

16:20

13.2022

продавец паранойи

Доппельгангер.

читать дальшеЭнцо ведет ладонью по смуглой испещренной шрамами коже, касается рубцов кончиками пальцев и у Федерико снова, как в первый раз, не хватает дыхания, он хватает губами воздух, облизывает горячие, еще влажные от чужой спермы, жмурится не то от яркого утреннего солнца, не то от воспоминаний; день тысяча сто девятнадцатый, в церкви неутомимого зодчего Джироламо Кассара на Мальте он встречается взглядом с кем-то в одночасье похожего на Алонсо и так предельно разного. Впрочем, Федерико ни разу не видел Алонсо в сутане, хотя много раз представлял, падая, обессиленный, в плетеное кресло на мансарде.
– Федерико, – Энцо видит бинты на запястьях, касается ладонью небрежно побритой дня три или четыре назад щеки, Федерико едва не падает ниц, разбивая колени о камень, не хватает чужую ладонь, не касается губами таких знакомых узких паучье, тонких, чуть узловатых пальцев. Он позже заметит, что на правой руке одного из них не хватает.
Имя Алонсо горчит на сухих губах, почти готовое с них сорваться.
– Не надо смотреть на меня так, – говорит Энцо, отступая на шаг, закладывая привычным жестом руки за спину, – Алонсо не стал бы тебя касаться, узнав, что ты позволил себе, не спросив, взять в руки лезвие или скальпель, или остро наточенный мастихин, не столь важно, что лежало в твоей ладони, касалось кожи вдоль, а не поперек, чтобы наверняка, и сразу в чистилище – на одной из фресок, Федерико, ты уже тысячекратно там. Он рисовал твои лики на стенах так часто, что нельзя было тебя не узнать.
Федерико смотрит на Энцо так, будто бы видит бога,
но только падшего, вернувшегося, чтобы распять настоящего на спокойных и, может, немного злых словах, пропитавшихся горькой полынной правдой.
Ноги у Федерико дрожат и подкашиваются, губы горят пламенем, вопросы толпятся в глотке, стоящий напротив – обман, иллюзия, доппельгангер, Федерико вздрагивает, крестится и украдкой почти оборачивается – убедиться, что Энцо – не отражение того, настоящего.
Священник никуда не девается и Федерико вдруг хочется обнять его перебинтованными своими руками и целовать, запрещая сказать хоть слово, хоть единый слог самого яркого из имен. Федерико вскидывает голову, щурится, ослепленный случайным лучом предзакатного летнего солнца, делает выдох, вдох и приглашает Энцо выпить чашечку кофе в короткой своей фантазии.
Когда способность чувствовать этот мир, видеть его и осязать возвращается, Федерико вдруг замечает отраженное свое божество в одной из укромных исповедален. Пустота напротив сидящего манит, почти завораживает, Федерико падает на колени на отполированную узкую деревяшку, задергивает шторку у входа и шепчет горячо и почти жарко:
– Прости меня, Господи, ибо согрешил я, – голос его дрожит и сбивается, губы горят лихорадочно, сердце в груди забывает стучать, воздуха отчетливо не хватает, слезы катятся по щекам, Федерико шепчет историю своего отчаяния, Федерико хочется забыться в чужих, но таких предательски схожих объятиях, Федерико кажется, будто он сходит с ума, будто напротив – старая полуистертая, склеенная скотчем, обгоревшая по краям фотография, Алонсо терпеть не мог фотоаппараты, ту единственную, черно-белую, которую Федерико однажды посмел оставить, Алонсо изорвал и выбросил в пламя.
Волдыри на руках давно превратились в почти незаметные шрамы.
Энцо смотрит сквозь лучистые перекрестья на плачущий абрис Христа, святую Анну, апостолов — десяти из двенадцати, выслушивает апокриф: болезненный, злой, гротескно контрастный, пронзительно яркий.
Энцо не может ни отпустить грехи говорящего, ни их принять, ни наложить какую-нибудь из санкций аскетического характера, он, разумеется, рукоположен, но здесь оказался почти случайно, Федерико почти приникает к решетке губами и Энцо вкладывает пальцы в его уста.
– Mea culpa, – говорит священник почти беззвучно, язык Федерико умелый, чуткий, горячий, – mea culpa, – пальцы вгоняются глубже, почти заставляя Федерико стонать, – mea maxima.

@темы: настроения, 2022, по венам, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

воскресенье, 15 мая 2022

23:48

12.2022

продавец паранойи

Апокатастасис.

читать дальше– Я бросил курить позавчера, – говорит Алонсо, окидывая Федерико каким-то непривычно трезвым, почти изучающим взглядом. Пепельница на подоконнике полна до краёв, на полу мастерской измятая пачка, воздух пропитан запахом истлевшего в легких табака, извести и чего-то еще настораживающе гадкого, масляного. Федерико оставляет рюкзак у стены, проходит дальше, оставляя за спиной иллюзию возможности не остаться. Переступает через смятые пачки, расколотый пластик, измученные тюбики краски, едва не наступает на ржавый гвоздь, торчащий из лежащей по центру комнаты балки. Лопатки сводит от молчания, так отчетливо звучащего.
– Смотри, – говорит Алонсо, и Федерико, оступившись, вздрагивает и замирает, – я сделал его для тебя. Ложись так, если тебе не жаль этих твоих тряпок. Мне не нравится в тебе, Федерико, что ты так сильно привязываешься к вещам.
Под ногами у Федерико сколоченное наспех распятие.
Федерико снимает часы, обнажая запястье для новых шрамов. С нотой короткого сожаления смотрит на циферблат. Христу не полагаются ни джинсы, ни рубашка с запонками, ни носки из теплой овечьей шерсти, Христу даже покоя не полагается после смерти, Федерико чувствует кожей нетерпеливое ожидание. Опускается на колени, ложится на перекрестье балок, вкладывая в петли щиколотки и запястья. В глубине души Федерико искренне благодарен, что Алонсо решил пренебречь гвоздями.
– Триста семьдесят ударов, – говорит Алонсо, когда механизм, наконец, останавливается, – я непременно собьюсь со счета, мне кажется. Поможешь мне, Федерико? Посчитаешь сам? – Холст лежит у художника под ногами, узловатые длинные пальцы, перепачканные кармином и сажей, ложатся на кожаную рукоять. – У него не было шансов, мне кажется, даже если бы его не распяли, он умер бы просто так, ты ведь читал о торговой казни? В девяносто седьмом, разумеется, пятнадцатого века, а не двадцатого, судья мог назначить от десяти ударов до. Знаешь, ее отменили только в тысяча восемьсот сорок пятом, – Алонсо делает шаг, касается ладонью ткани рубашки, пластика чуть выступающих выпуклых пуговиц, вынимает из петли каждую, смотрит на плещущийся в глазах Федерико почти что животный страх, на капельки пота над верхней губой и на волосах у виска.
– Не бойся, – говорит Алонсо, – я буду с тобой бережен и почти ласков. Жаль, знаешь, что ты не надел галстук. Петля на шее всегда добавляет иконе яркость.
Федерико считает вслух, пока не теряет сознание.
**
Кислота, которой пропитана льняная ткань, разъедает вспоротую кнутовищем кожу, Федерико стонет беззвучно, потому что совсем не осталось голоса. Плечо кажется неестественно вывихнутым, но тело, кажется, больше не чувствует боли. На ткани отпечатывается не прозвучавший стон, ржавая кровь, бесцветные слезы, капли соленого пота, спермы, запах страха и въевшегося в холст табака.
Федерико почти задыхается.
Механизм опускает распятие.
Алонсо срезает петли, умело вправляет плечо, опускается на колени рядом, снимает с кожи иссеченные лохмотья, мягко проходится по телу губкой, смоченной дезинфицирующим раствором. Смазывает оставленные кнутовищем мазью. Федерико вздрагивает триста семьдесят раз.
– Хороший получился набросок, – говорит Алонсо, вытягиваясь рядом, щурясь на отпечаток, оставленный на льняной ткани, нашаривает портсигар, достает сигарету, вспоминает, что бросил курить еще позавчера: плащаница пропитана маслом, – апокатастасис. Иногда я думаю, что лютеранская церковь весьма привлекательна.
– Набросок? – Разум Федерико отказывается и понимать, и принимать. Голос Алонсо звучит глухо, боль медленно заполоняет сознание.
– Набросок, – говорит Алонсо почти раздражённо, голос Федерико слишком бесцветен и скучен, тело на месяц почти – отработанный материал, Алонсо хочется, чтобы Федерико взял, наконец, пример с Христа, воскрес и убрался к чертям, не маячил тут и не стонал одними губами, – оригинал я, конечно же, напишу краской.
Федерико хочется умереть.
Но он, разумеется, не умирает.

@темы: настроения, 2022, по венам, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

23:47

11.2022

продавец паранойи

Экстаз святой Терезы.

читать дальше

@темы: настроения, 2022, по венам, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

суббота, 30 апреля 2022

09:13

продавец паранойи

[Если бы взять и посмотреть, что там внутри, с той стороны,
С той стороны, где твои сны.]

Однажды, не так давно, буквально на днях, дамы и господа, мне снился сон:

Проходит тысяча лет, я возвращаюсь домой, дом соткан из тьмы и теней, дверь открывается и закрывается почти беззвучно. Ставлю на кухне чайник – почти человеческая привычка, мне нравится иногда думать, что я почти человек. Луна касается столешницы неровным своим зыбким светом, бездна впитывает его в себя и становится еще темней.
Захожу в комнату, пока закипает чайник, ложусь на кровать, не раздеваясь, устало закрываю глаза и упускаю тот миг, когда золотавые, сотканные из искр, струны-нити протягиваются от тебя, в ней лежащего, ко мне, почти запрещая что двигаться, что дышать, расцвечивая тьму мыслеобразами, сменяющимися быстро и ярко: калейдоскоп.
Это твой способ сказать, что ты скучал. Или что ждал меня. Это, по сути своей, синонимы.
Искры стирают грани, а вместе с ними и ткань, ты придвигаешься ближе, касаешься губами шеи, кожей кожи, горячими, почти оставляющими ожоги пальцами ведешь по плечам, сперва по коже, после — под кожей, касаясь меня медленно, бережно почти, почти с любопытством, с какой-то чуждой тебе нежностью.
Тени дрожат у тебя за спиной, смотрят моими глазами на то, как абрисы пальцев твоих и ладоней движутся под моей кожей, проникают глубже, лаская волокна мышц и оглаживая кости.
Свист чайника сливается с трелью дверного звонка.
Пора просыпаться.

@темы: 2022, по венам, сиреневый джокер, я сочиняю сны

URL

пятница, 29 апреля 2022

18:31

10.2022

продавец паранойи

– Ты пришла, госпожа Ноби, – говорит слепой, и кюби, застигнутая врасплох звуком его голоса, замирает, понимая, что действительно пришла.
Дорога послушной змеёю вьется к воротам пустого храма.
Чавкающие шаги неупокоенного доро-та-бо вплетаются в долгий протяжный крик разбуженной цапли. Нэцукэси молчит, вслушиваясь. Откладывает в сторону нож, ветку хиноки, медленно, чуть пошатнувшись, поднимается со ступеней старого храма, оправляет складки дряхлого, но опрятного серого кимоно, грубая ткань которого не тронута ни вышитым цветком, ни обережным знаком, поворачивается к пришедшей, кладёт изрезанные тысячу тысяч раз, огрубевшие, исцелованные солнцем и дорожной пылью ладони на бедра по диагонали, делает вдох.
Сэйрицу.
Слепой медленно наклоняется, пока ладони не замрут, коснувшись изъеденных болью коленей, смотрит невидящим взглядом в поросшую сорняками, истертую тысячей тысяч шагов неровную каменную кладку. Делает едва слышный вдох и выдох, пока кицунэ забывает дышать.
Сайкэйрэй.
«Пожалуйста, госпожа Ноби, прости меня. И. Здравствуй?»
Медленно выпрямляется.
Ветер
доносит звук колокольцев, сорванных однажды со шпилек в густых и тяжелых её волосах; солома путалась в прядях, вонзалась в пальцы, а кожа госпожи Ноби была такой нежной и такой горячей и пахла фруктовым вином и зноем. Какими хрупкими были её тонкие птичьей кости запястья, оплетенные нитями серебра. Как обжигающ стон.
Как жалобен плач.
Госпожа Ноби касается воспоминаний и вздрагивает, будто ей чудится лай настигающих псов, вырезанных однажды из цугэ всё той же, в воспоминаниях шпильки сорвавшей рукой слепого.
Она смотрит на истрескавшуюся маску нэцукэси, бывшую когда-то его лицом, на глубокие морщины, избороздившие когда-то высокий красивый лоб, на невидящие глаза, воспаленные и впалые, на почти что седые пряди, иссеченные зноем и ветрами.
Делает шаг.
И еще один шаг.
Каждый из новых грядущих шагов отдается старой, скупой почти болью в однажды (у нее еще было всего только пять хвостов) небрежно сломанной лапе. Лисица подходит к ступеням, смотрит на ветвь кипарисника, качает головой отрицательно, прячет в рукав, взамен оставляя новую деревяшку. Затем, распушив все свои девять хвостов, садится на звуки чужих шагов и просьб к божествам, наблюдая, как нэцукэси опускается рядом, берет в левую ладонь нож, а в левую — чурбак, касается лезвием кожи обрубка, смочив порез кровью: цугэ намного твёрже, чем хиноки.
Кончик носа госпожи Ноби едва уловимо подрагивает. Она внимательно смотрит, не отводя взгляда, как слепой вырезает сначала знакомый абрис, после — длинные пряди, высокий красивый лоб, невидящие глаза…
Щеки госпожи Ноби горят румянцем.
Старый день сменяется новым, и мир тоже.
Кицунэ поднимается. Отступает назад на четыре шага. Поворачивается лицом к мастеру. Кладет узкие ладони с длинными пальцами и острыми когтями на бедра по диагонали, делает вдох. Выдох.
Медленно, пока ладони не лягут поверх колен, кланяется почти по правилам, впрочем, не сводя с резчика взгляда.
«Здравствуй, господин Наотаро. И. Прости меня?»
Ветер доносит звучную быструю трель садзаки.

незнакомые слова

@темы: 2022, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

11:13

Доступ к записи ограничен

продавец паранойи

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL

четверг, 28 апреля 2022

08:51

9.2022

продавец паранойи

18+

@темы: 2022, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

суббота, 23 апреля 2022

18:08

8.2022 Чтец.

продавец паранойи

– Гжеговичей звали братьями, но никто не знал достоверно, так это или не так. Что греха таить — никто и не рвался особенно узнавать, уж больно на многие мили окрест бежала впредь Гжеговичей не то что даже дурная, но с червоточиной, слава.читать дальше
Старший, Яков…
– Тёзка ваш?
Преклонных лет держатель не поймешь, то ли книжной, то ли эзотерической лавки, кивнул невнятно, наскоро, и продолжал:
– слыл на все руки мастером.
Младший, Якоб, был травником.
Мне бы с самого начала про этих двоих сказывать, но, чую, пора с конца.
Однажды пред светлым праздником младший преставился. Лик его, мрачный при жизни, после оной разгладился, смягчились черты лица, его даже, пожалуй, можно было бы назвать красавцем, вот только немногие, пришедшие помянуть, крестились и бормотали, мол, улыбается, будто дьявол с фрески в церкви мученицы Стефании.
Патер не благословил хоронить усопшего на городском кладбище, Яков посмотрел на него долгим тяжелым взглядом, покачал головой осуждающе, но спорить не стал. От споров святая земля не рождается.
Откуда мастер взял тончайшей работы гроб из чистейшего хрусталя, так никто не прознал, а тот, кто прознал — помалкивал. Слух прошел, что старший выторговал артефакт у заглянувшего к пасынку своему новопреставленному рогатого. Впрочем, как слух прошел, так вскорости и погас, не до того стало. Как стали отчитывать усопшего раба божия, девки повадились пропадать.
Первой ушла дочь пастыря, – Яков Александрович закашлялся, почти поспешно прикладывая старомодный такой белоснежный платок к губам. Оба мы понимали, что конца истории, сколь ты не торопи её, не дождаться: времени оставалось мало, слова царапали горло их говорящему, кровь шла горлом на снежно-белый.
– Воды? – Жест привычного милосердия, я потянулся было за стоящим на столике сперва графином, после – стаканом, но наниматель мой жестом остановил меня, тяжело поднялся, некогда, мол, сказки баять, идём, покажу, зачем ты пришел.
Стеллажи, уставленные древними (и новомодными, что уж греха таить) фолиантами, расступились пред нами. Мёдом пахло почти отчаянно.
Гроб из чистейшего хрусталя. Патока. Густая, янтарно-медово-вязкая, прозрачнее, чем хрусталь. Лежащий внутри улыбался, будто дьявол с фрески в церкви мученицы Стефании.
– Библию, – заговорил почти суетливо держатель лавки, – Библию вы ему не читайте, дружочек, это не помогает, хотя и хочется попервах. Да и ему не нравится, разве только Евангелия от Иоанна да Марка. Сологуба жалует. Ходасевича, Павича, Мандельштама.
Лежащий во гробе шевельнул пальцами.
Яков Александрович хлопнул себя по карманам, достал записную книжицу, сверился с записями:
– И Кржижановского, пожалуйста.
Улыбка во гробе лежащего стала ярче.

@темы: 2022, по венам, сиреневый джокер, словотворное, будда-который-курит

URL

суббота, 16 апреля 2022

00:39

продавец паранойи

Давно здесь не появлялось этой фразы, но...
однажды, дамы и господа, мне снился сон:
Он щурил медные свои раскосые, ржавые, этот не то турок, не то болгарин, назвавшийся по привычке сербом. Кожа его, когда-то давно белая, словно чистейший мрамор, за время пути его пообветрилась, погрубела, выщербилась оспинками и шрамами от кнута случайно встреченных владельцев огромных, шествующих по пустыням, караванов, коим путник не приглянулся, или от нагайки отставного офицера по имени Ранко Чосич, известного больше как азартного преследователя равно архитекторов и самозванцев, бают, и тех, и других он частенько путал, говоря о тождественности архитектуры храмов и биографии; и тех, и других он иногда запарывал до смерти. Словом, кожа у пришлого была как мрамор, найденный на раскопках.
читать дальше

@темы: 2022, по венам, сиреневый джокер, я сочиняю сны

URL

понедельник, 11 апреля 2022

20:25

7.2022

продавец паранойи

ты избегаешь и на меня смотреть, и себя касаться, ты стремишься быть впереди на шаг, на такт, на полтакта, я говорю тебе: «здравствуй», ты мне шепчешь: «пора прощаться», неуклюже так запинаешься, чуточку шепелявишь; просто признай: ты отражаешься в зеркалах лишь для того, моя дорогая, чтобы я в них
не отражался.
мы встречаемся едва ли не каждый сон, я на каждом твоем на душе и чужою душою оставленном шраме, я — голоса в твоей голове, твоя персональная драма/травма, твой ежеминутный самообман; я называю тебя по имени, совсем как твоя
ма-ма.
ты пишешь меня в дневнике, чтобы вымарать из настоящего, глупая, я остаюсь внутри на правах доппельгангера, я разъедаю твое сознание; это я научил тебя не сдаваться, потому ты просто не знаешь, как сдаться; я научил тебя никогда не просить о помощи, поэтому ты пропускаешь прием и таблеток, и у своего
нового
психиатра.
ты не (с)можешь взлететь теперь никогда, моя дорогая, это я подрезал твои крыла, да, я; учись падать сызмала, разбивая и разбиваясь так подчеркнуто показательно, хорошие девочки не поступают иначе; обозлишься совсем -- на ласку ответь ударом, а лучше еще — предательством, мир обесцветь до черных и белых красок, не изменяй привычке и следуй правилам; их столько еще у тебя осталось, на всю твою жизнь хватит -- этих искусных и мной сотворенных
масок, им, ты знаешь, нет ни конца ни края.
**
ты так красива в каждой/любой из них,
моя дорогая.

@темы: 2022, по венам, сиреневый джокер, бета-версия жизни, словотворное, будда-который-курит

URL

Последние 1 …3 4 5 6 7 …20 …40 …127


Запомнить