читать дальшеМой отец нес бремя неподъемных стремлений. Хотел, чтобы все стало лучше, чем есть, — начиная с самого себя и заканчивая миром сим. Может быть, такое желание объяснялось тем, что мой отец был поэтом. Возможно, все поэты обречены на разочарование.
**
Не знаю, чернит ли время человеческую душу или заставляет ее сверкать. И не уверена в справедливости утверждения, что лучше смотреть вниз, чем вверх.
Мы — это повествования о нас. Мы рассказываем их, чтобы самим оставаться живыми или чтобы живыми оставались те, кто ныне существует только в повествовании. Мне кажется, так, пусть и на короткое время, остаемся живыми мы оба — и рассказчик, и тот, о ком идет речь.
В Фахе каждый человек — длинное повествование.
**
Я не на виду, а там, где и должен быть повествователь, — между миром сим и миром грядущим.
**
Мир куда диковиннее представлений некоторых людей.
**
Для Бабушки время как бы не существует, все времена одинаковы. У нее есть самый замечательный в мире талант — привычка жить. И ее Бабушка так усовершенствовала, что смерть сдалась и убралась восвояси.
**
Мы совсем маленькие, сваренные вкрутую камни разочарования во всем.
**
На завтрак у нас метафоры и диковинные сравнения.
**
Если судить по шуму, Папа вел там смертный бой с его собственными ограничениями.
**
Это всегда было ролью Мамы — показать Папе, что с ним все в порядке, чтобы освободить его из того места, где он держал себя заложником.
**
Книга — чувственная, волнующая вещь. Свернувшись калачиком, вы сидите в кресле с книгой или, как и я, берете ее в кровать, и она, ну, в общем, окутывает вас. До чего же я странная. Я знаю. «Какого черта?» — как говорит Бобби Боуе в ответ на любой вопрос. Вы либо понимаете меня, либо нет. Когда мой отец впервые взял меня в библиотеку Энниса, я ходила среди полок и чувствовала общество, общество не только писателей, но и читателей, потому что они снимали с полок книги, и открывали их, и читали. Книги были потерты так, как их могут потереть только руки, глаза и умы; книги были в буквальном понимании первозданными Facebooks, то есть Книгами Лиц — ведь в эти книги заглядывали лица читателей, — и я полюбила это странное ощущение — быть на борту корабля читателей.
**
В качестве немедленной реакции он выбрал безответственность.
**
Я думала о том, что Уйду, и мне было интересно, куда Уходят, и на что может быть похоже то место, и какая там может быть погода. Об этом вы просто никогда не услышите — о погоде в следующей жизни.
**
За миг до того, как вошел доктор Нараджан, чтобы Осмотреть меня, мне стало интересно — неужели до Небес можно добраться, только если веришь в них? Или дело с ними обстоит так же, как с Сантой — как только перестаешь верить в него, он перестает приходить?
**
Я усвоила — вы никогда не можете видеть себя так, как видят вас другие. Вы никогда не можете с уверенностью сказать, кто вы для них, — возможно, поймете это намного позже, но никак не сейчас.
**
Если ваша кровь — река, то где море?
**
Так обстоит дело с мальчишками. Возможно, только с ирландскими. У мальчиков есть Запретные Зоны, у них есть вся география мест, куда вы не можете пойти, потому что если вы только сунетесь туда, мальчишечья раковина даст трещину, и они сами развалятся на части, которые вы больше никогда не сможете сложить вместе. Девочки знают это. Мы знаем. Даже любовь не может проникнуть в некоторые места.
**
Но Винсент Каннингем, будучи Винсентом Каннингемом, принял это за поощрение и отправился по пути Любви На Расстоянии. Нечто подобное, думаю, есть у Овидия, и в Издание для Начальной Школы следовало бы включить указание, что вы должны рисовать Сердечки на вашем пенале, таскать помятые маргаритки в кармане вашего дафлкота[306] и наносить инициалы Предмета Вашего Обожания на внутренней части вашего запястья, где парни не смогут видеть их во время Футбола.
**
Добродетель провоцирует стервозность. Это доказано математически. Это находится где-то в человеческих генах. На свете есть сколько угодно прекрасных людей в браке с ужасными. Прочтите «Миддлмарч» (Книга 989, Джордж Элиот[319], Пингвин Классикс, Лондон), если не верите мне. Есть во мне такое, что не может просто позволить всему оставаться как есть. Благородство души, высокая нравственность — аккуратно натянутый лук, и вы просто не можете сдержать желание освободить его.
**
Нельзя поощрять Винсента Каннингема, потому что правда в том, что мальчики могут глубже упасть в бездну любви, чем девочки, ведь мальчики больше и тяжелее, они могут упасть гораздо дальше в глубину и расшибиться. Когда же они ударятся о землю реальности, от них останется лишь ужасная лужица, и собрать ее обратно в бутылку поторопится какая-нибудь другая женщина.
**
Они были чужими друг другу и жили в том большом вакууме, который появился после того, как Авраам ушел из жизни. Такое происходит и в Библии — когда уходит выдающаяся личность, образуется естественная пустота, пока Бог думает, кого прислать.
**
Мы раса людей из другого места. Это-то и делает нас лучшими святыми и лучшими поэтами и лучшими музыкантами и худшими в мире банкирами. Вот почему везде, куда бы вы ни отправились, вы будете видеть некоторых из нас — и не имеет никакого значения, если там будет мягко и тепло и прекрасно и не будет ничего такого, что кто-нибудь мог бы счесть неправильным, но всегда будет то, что Джимми Янки называет Стремлением. Оно видно в глазах. Идея лучшего места обитания. У одних из нас это Стремление сильнее, чем у других. У моего отца оно текло рекой, какой был он сам.
**
Суейны — это письменное, МакКарролл — устное. То, что наше — это история бракосочетания языка и бумаги, бракосочетание невероятного с невозможным. Дети этого брака поразительны.
**
Но он не уходит. Он использует будущее время, а не настоящее, и между двумя временами находится наша жизнь и история.
**
Я не эксперт, но когда мужчина находит Смысл в женщине, то мне кажется, что вы понимаете две вещи. Первая — вы идете В Глубины, и Вторая — вы знаете, что это самая рискованная любовь, какая только есть в мире.
**
Есть люди просто хорошие, у них осталась невредимой святость долга, даже дыхание перехватывает, потому что иногда забываешь, что иные люди могут быть образцами добродетели.
**
Он смотрел на Мэри, и его сердце всплывало. Это была такая любовь, которая излучает свет, которая начинается в глазах, но скоро оказывается во всем. Любовь, которая заставляет мир казаться лучше, и все становится просто немного более изумительным. Возможно, это потому, что он так долго был в море; возможно, потому, что он понимал, каким потерянным был и что теперь здесь зарождалась реальная жизнь; возможно, потому, что он чувствовал себя спасенным.
Вергилий сидел на пассажирском месте, глядя на поля, на подъемы и косогоры, на птиц, летящих дугой, на яркие отблески реки, на расширяющееся небо.
И он смотрел на вещи.
Я знаю, это звучит смешно, но нет никакого другого способа сказать это. Мой отец мог впасть в тишину, скрестив руки на груди, повернув голову, внимательно сосредоточив взгляд, и вы будете точно знать: это все. Каким-то образом мы это знали. Чужаки могли бы посмотреть на него и подумать, что он ушел в себя, что он затерялся в каком-то созерцании, неподвижно и глубоко, но на самом деле он вовсе не отсутствовал. Он был здесь, но более глубоким образом, чем я когда-либо могла уловить. Мой отец смотрел на вещи так, как должен был смотреть Адам, — так я себе это иногда представляю. Как будто те вещи были только что созданы, и у отца был бесконечный поток удивлений, будто он никогда не видел такого света, падающего именно на этот пейзаж, будто никогда не замечал, как ветер пойман еловой чащей или как бьется пульс реки.
**
Я не хотела стать писательницей, я хотела быть читательницей, а такое встречается реже. Но одно привело к другому.
**
Такова была ее манера любить его.
**
Любому разумному человеку достаточно прочитать любую страницу любого рассказа Чехова, чтобы сказать «Ну, знаете!», положить свою авторучку и уйти.
**
Они устанавливали планку. Именно они были над вами поперек неба, если вы — человек неба, и лососем, если вы — человек моря. Короче говоря, олицетворяли Невозможное — а возможно, и были им.
**
Выход за пределы познания — это дело поэтов. В этом их предназначение. Они не такие, как вы или я. У них есть некая дополнительная малость, всегда готовая к взлету. Поэты понимают, почему Бог не дал нам крыльев — хотел устроить увеселительное мероприятие. Хотел, чтобы мы сами стремились возвыситься. Хотел поэзии.
**
Но горе не знает, что мы изобрели время.
**Только посредством повествования мы можем смириться со смертью.
Как еще мы можем простить Бога?
@темы:
не моё,
настроения,
по венам,
сиреневый джокер,
читалочки,
2019