Я стою под упругими струями и мысленно горячо убеждаю Фернандо и самого себя. В отношениях с людьми мы любим раздавать роли. Требовать актеров строго следовать нашей трактовке. И сами при этом играем самозабвенно. Потом кто-то рано или поздно захочет хотя бы часок побыть собой, а не персонажем. И в этот миг все развалится.
— А ты поосторожнее, Африка: разбивая камень, не задень сердце.
По мере того как я приближаюсь к мегаполису, я снова возвращаюсь к мысли, что проще не любить, не хотеть, не знать — не быть самим собой, быть кем-то другим. Пусть унижают другого, пусть бьют и жгут заживо его, но не тебя, ибо тебя просто нет. Есть некто другой, склеенный из боли утраченного и попыток жить заново. Опустошенный и чего-то ждущий.
— А ждать стоит?
— Стоит. Главное, в процессе ожидания не утрачивать чувства меры. Чем дольше ты ждешь, тем больше вероятность, что ты ждешь не там.
Конечно, в моем одиночестве нет вселенских масштабов. Все гораздо меньше, но от этого не менее болезненно. Мое одиночество мужское. Внутреннее. Без озвучивания мыслей, все про себя, пусть даже с немалым количеством физических контактов. Наше одиночество направленно внутрь. Не зря слово «эгоизм» мужского рода. Женщины считают, что мужчины редко способны любить кого-то, кроме себя. Мол, они сами виноваты, так как выбирают свою дурацкую свободу. Эфемерную свободу, когда не имеешь обязательств перед семьей, имея возможность в любое время залечь перед телевизором с банкой пива. «Если любишь и заботишься о ком-то, даже если это безответная любовь, ты счастлив. Мужчинам такое счастье вообще не дано», — говорят женщины, и не мне стараться их разубедить.
По мне, так мужское одиночество тяжелее — из-за неиссякаемой силы, которая должна быть в нас, по всеобщему мнению. Тебе непозволительно говорить об усталости. Нельзя, ты же мужик! И тогда слова остаются в тебе, превращаются в плотные серые сугробы, которые не тают и с наступлением весны, и значительно позже. Потом переизбыток невысказанного заставляет отдалиться, уйти, потому что так легче, так не ждешь ничего ни от кого, тебя никто не оценивает.
Поддержку нужно искать не в друге или сигарете. В самом себе.
Кажется, я проживаю свою жизнь по чужому расписанию. Будто с той самой точки, когда нас с ней безжалостно разделили на два разных мира, все пошло наперекосяк. И теперь я послушно играю по готовому сценарию. Но мне почему-то совершенно беспочвенно верится в то, что, как бы хреново ни было, это пройдет. Исход в любом случае будет другим, чем-то новым. В вопросе, полон стакан наполовину или пуст, я предпочитаю вариант ответа «в стакане есть вода». Главное, что вода еще есть. Обнадеживающий реализм?..
Перестанет ли сквозить пронзительной болью в сердце? А почему я пытаюсь перестать помнить? И почему прошлое — такая зараза, что не выветривается вообще, даже когда жизненно необходимо?
— В определенный период жизни мы встречаемся с определенным человеком, необходимым именно в этот период. Такой странный закон притяжения, такое взаимовыгодное спасение. Проводим определенное время вместе, потом обязательно расстаемся. Потому что каждому из нас надо идти дальше, входить в новый, следующий период своей судьбы. Брак придуман для ленивых, которым легче остановиться на полпути, чем идти дальше.
Так я честно говорил о своем опыте. Ты молчала, пила почти остывший чай с вишневым вареньем. Ты не любила горячий чай, только теплый, по мне — так холодный.
— Думаю, это правда — про определенных людей в определенное время. Но, знаешь, почему часто происходит расставание? Потому что даже в паре развитие людей неизбежно. Мы открываем для себя что-то новое, и это новое идет вразрез с новым того человека, что привел нас к этому новому. Если это развитие неравномерно или имеет различную направленность, то будет расставание. А что, если попытаться принять новых друг друга? Тогда путь двоих может продолжиться.
Наверно, я таким родился. Хотел бы быть ребенком, но как-то не получалось. Приходили новые и новые обстоятельства, и приходилось доказывать, что я сумею их победить.
Само собой, мне хотелось, чтобы мой отец был героем. Тем, кто не отмахнется, когда я погряз в проблемах, а крепко, по-мужски, обнимет за плечи, честно скажет: «Это хреново, сынок, но я с тобой». Но так не произошло ни разу. А теперь уже и не нужно. Ждать помощи — как брать взаймы. Самому сделать проще.
В конце концов, мудр тот, кто знает не многое, а нужное.
Захожу во двор и замечаю, насколько щедро он залит солнцем. Наконец на небе перекрыли воду. Все мое существо фиксируется на теплой улыбке природы, не желая признавать бесконечных снегов одиночества. Нужно впустить солнце внутрь, чтобы почувствовало сердце. Весна все-таки. Щелчок по носу от природы.
И почему-то в этот момент мне подумалось, что любви без жертв не бывает. Либо принципами поступаешься, либо возможностями. Главное, чтобы жертвы приносились добровольно, с открытым сердцем, а то ведь некоторые живут в самообмане во имя идеи брака, ради детей, ради чувств, некогда переполнявших при взгляде на партнера. Наполняя чьюто жизнь, опустошают свою. Как в сообщающихся сосудах, все должно быть поровну — вот суть гармонии. Перевес в одну из сторон чреват накоплением разочарований. В любви не может быть замкнутого круга, возвращающего человека к нему прежнему.
Mне так много хочется рассказать ей про мечту. Что ее нельзя откладывать на потом, что отказаться от мечты из-за «чего-то важного» — это на самом деле отказаться из-за собственной трусости. Не поверить в свои силы, предпочесть привычное теплое болото. Сдерживаюсь. Она должна сама прийти к своему решению. Любой выбор мы делаем сами. Да, он зависит от обстоятельств, знания, возможностей. Но на что бы мы ни опирались, совершая этот выбор, — жить с результатами потом нам.
Мы разучились разглядывать скомканные пролетающими самолетами облака. Мы стали заложниками эгоцентричных теорий, умных слов, описывающих чужой опыт, идей, выдающих общее равнодушие, бесцветных реалий повседневности. Мы больше не всматриваемся в закаты, нам интереснее рекламное предложение в журнале. Надо бы чаще заглядывать в себя. Для этого не нужно денег или особых условий. Все очень просто. Остановиться и аккуратно заглянуть внутрь, где тихое сердце уже отчаялось нас звать... Но нам проще оправдывать свое неумение жить занятостью. Я и сам такой.
Все же время, взросление делает человека печальнее. Да, конечно, бывают люди, которые к среднему возрасту осознают тщетность пролитых слез. Но они все равно никогда не высохнут в наших глазах, что ни делай. И тогда эти мудрые люди меняют свое отношение к настоящему, только бы прожить второй отрезок жизни с улыбкой внутри. Убежденно счастливые люди когда-то непременно были несчастными.
— А зачем ты сам заключил себя в тюрьму? Страдания — не обязательный опыт. Ты живешь так и уверен, что эта жизнь одна только возможная и правильная. Отказываешься представить другой путь. Но у тебя две жизни, три, еще больше: та, которую ведешь, и те, которые пока только в мечтах.
Ты считаешь жизнь в прошлом своим настоящим. Вот и ошибка. Ничего, все в юности такие.
— Тишина — лучший друг. Проверенный. Ей от тебя ничего не нужно. Она просто сидит рядом, заряжает покоем. Только не перепутай тишину с молчанием.
В «Волшебнике изумрудного города» каждый получил необходимое — кто ум, кто сердце, кто храбрость. Мне так хочется получить знание. Такое кристально чистое знание, когда уже не сомневаешься. Когда твоя уверенность в правильности сделанного выбора выбита в сердце, как клише на запястье.
Порой не получить желаемого — тоже удача. То, что ни одна из моих детских фантазий не сбылась, научило меня больше полагаться на свои силы. Добиваться всего самостоятельно.
Я выучил наизусть схему правильной жизни. В ней нужно радоваться каждой крупинке песка на летнем побережье; противостоять внутренней боли, отвлекаясь на радужные оттенки; любить людей и научиться отдавать им накопленное тепло. В ней главное верить в новый день, благодаря небо за уходящий. Да, я знаю ее от корки до корки! Но это не значит, что я могу распространить эту схему на свою жизнью, как вставить новые стекла в старую раму.
Это не так легко. Особенно когда ноют старые раны. Самая большая чушь, что их залечивает время. Оно обрабатывает антисептиком, накладывает повязку, которую рано или поздно все равно сорвет ветром очередного разочарования. Без них не обходится ни одно начало, ни одно продолжение.
Я просыпаюсь и говорю себе: «Эй, чувак, теперь ты будешь жить иначе». Периодически у меня случаются такие утра, но следом за ним наступают вечера, когда худые и мрачные, как летучие мыши, воспоминания слетаются на робкий внутренний свет, словно безобидная мошкара. С каждой минутой их становится больше. В итоге они затмевают все. И я, пораженный, прячусь от них, дожидаясь нового утра. Чтобы снова попробовать сказать себе мантру о жизни, надеясь, что она не потеряет силу ближе к вечеру.
Только самому возможно поднять с земли камни, о которые когда-то спотыкался.
Причину внешних изменений стоит искать внутри.
Вокруг тебя слишком много актеров — они все ненастоящие! Просто кто-то играет лучше, кто-то хуже. Пойми, кто-то может скрывать свое одиночество, кто-то наготу или преступление, но абсолютно все прячут лица за масками. Такая компания ничем не поможет тебе
— Сынок, запомни, мужчина не должен заставлять женщину жить в неопределенности. Тогда любовь точно сменится ненавистью, рано или поздно. Они умеют любить даже в ожидании. Это мы, мужики, стоит женщине ненадолго отлучиться, начинаем в уме или в открытую искать ей замену. Если ты знаешь, что не вернешься, лучше скажи правду. Она заплачет, но примет. Только не пренебрегай ею. Вот этого женщины точно не заслужили.
— Ха, почему все стремятся стать циничнее? Устали бороться за душевность? Она явно не в почете.
Цинизм нужен для противостояния, как кирпичам цемент, чтобы дом не разрушала непогода. А душевность... От нее никто не отказывался, но давай отдавать ее тем, кто ценит. Разбрасываться ею ради того, чтобы доказать кому-то свое превосходство, мол, посмотрите, какое у меня сердце, или изменить другого — непробиваемого — таким образом... Ерунда! Те, кто не хочет видеть свет, так и не увидят его, хоть весь мир обвешай прожекторами, бесполезно.
Свобода — это возможность шагать в любом направлении. Идти и прислушиваться к своим желаниям. Не думать о деньгах и пресловутом моральном долге, условиях, обстоятельствах. Казалось бы, такую свободу нельзя себе позволить — слишком безрассудной выглядит. Но это легко, если захотеть. Надо просто все понять и сделать первый шаг. Вперед.
Я стал бояться бегущего времени: его так мало и так много недосказанного, несделанного, непрощенного. Не то чтобы опасаюсь ничего не успеть — в спешке тоже немало вреда, суета растрачивает энергию. Меня сильнее пугает вероятность не получить сполна того, что заложено во времени. Ощущения. Надо бы подарить больше тепла, которого внутри, при любой степени недоверия к миру, больше, чем холода. Надо бы встретить больше рассветов — в них концентрат надежд, а мы их ошибочно ищем в ночи. Надо бы смягчить зигзаги разочарований, а мы, потрясенные, с ними не расстаемся, обеспечивая себя горечью на всю последующую жизнь.
Иногда сожалею. Надо было раньше покинуть безвременье. Раньше проявиться в настоящем, выбросив к черту негативы пограничного состояния. Надо было раньше начаться снова. Но, наверное, никогда нельзя успеть — у счастья нет расписания сеансов, оно может начаться даже после выключения проектора. Поэтому глупо бежать за тем, что и так должно случиться, как, впрочем, и бежать от него.
Ничего, никого не искать в толпе. То, что нужно нам, уже находится рядом с нами. Просто мы привыкли смотреть далеко вперед. Лучше было бы присмотреться к тому, что на расстоянии вытянутой руки. Сейчас я вижу окончательную точку своего спасения. И панически не хочу от нее отдаляться — вдруг вернутся дни потертых сидений, перегоревших лампочек и пыльных штор, через которые не видно солнца.
Мое желание быть с ней — не корыстное стремление удержать себя на плаву, потопив в собственной горечи ближнего. Нам хорошо вместе. И неважно, какую форму обретет это «хорошо» — если двоим этого достаточно, то все различия теряют значение.
— Не переживай за меня. Все, что, с моей точки зрения, не поддается объяснению, я называю либо «фигня», либо «любовь».
Я боюсь ее испугать. Она знает, как я любил до нее. Наверное, так уже любить не буду. Она может решить, что я ищу в ней успокоение, ту самую гавань, куда приплывают ржавеющие корабли, погубленные одинокой свободой в море, когда им пора пристать к берегу. Она может предположить, что мои чувства не любовь, что угодно, но не любовь. А я не смогу ей объяснить, что это — то самое, горячее, нежное, осмысленное.
Признаюсь, я недостаточно силен теперь. Трещины затягиваются, но только сверху. Сочно-зеленый газон выглядит вполне счастливо, но внутри остается разбитая, разодранная в клочья почва. Стоит появиться непогоде, и все осколки вымывает наружу. Моя любовь из последних сил. Она бывает у тех, кто слишком много потерял или слишком сильно обжегся. Кто понимает, что готов снова отдать себя другому, но если чувство не будет принято тем, с кем связано, то окончательно исчезнет. А его и без этого мало.
Я живу иначе. И мне так хочется выразить ей признательность за это.
В какой-то степени любое «хорошо» довольно шаткое, неустойчивое, что ли. Но иногда оно действительно означает «хорошо», и это радует.
Тебя ничем не удивишь, тебе не нужно ничего особенного, только самое малое, настоящее. Насытившись, во всем ищешь одного — спокойствия. Ты готов отдавать любовь, но в тишине прикосновений, когда слова лишние, а голоса — распугивают волю. Ты хочешь дружбы, но такой, когда молчание красноречивее любых слов, а поступки доказывают то, что невозможно доказать словами.
У меня такая странная тяга к оставшемуся позади. Я не хочу туда, но хочу чувствовать, как тогда. Хочу радоваться чему-то совершенно незначительному, пусть даже мне это видится абсолютной ерундой. Хочу смотреть на мир теми глазами, с той же наивностью — она, хоть и опасна, но прекрасна. Горжусь всем, что было. Для меня точка в одной истории всегда была началом следующей. Стена, о которую жизнь ударила меня со всей силы, стала частью нового дома. Оно того стоит!
Я больше не боюсь холодов, даже жду осени. Это будет еще один шанс. И мы будем теми, кем рождены были стать, но почему то забыли об этом.
Мы, женщины больших городов, стали слишком мужчинами. Отучили себя от желания довериться противоположному полу, показать слабость, которая есть в нас по природе, как бы мы не спорили с этим. Боимся признаться себе, как порою нам хочется обнять кого-то и уткнуться носом в щеку. Жизнь ведь прекрасна, когда чьей-то щеке нужен твой нос.
Здесь больше никто не окликнет меня. Люди стали похожи на прочитанные книги. Редко кто идет за мечтой, отвоевывая ее у обстоятельств. Порядок человеческих действий прост, чаще всего эгоистичен и доведен до автоматизма. Здесь слишком много иллюзий, но и они не приносят успокоения. В них попросту увядаешь и становишься ничтожным винтиком в бесчеловечном механизме большого города.
Я так не хочу. Я за настоящее.
Она думает обо мне. В любое время. Вне моих настроений, порой и проблем. Это самое важное для меня. С того дня, как потерял семью, я искал именно таких отношений. Не говорил об этом вслух. Но в глазах каждой женщины, с которой знакомился, я пытался разглядеть одно: заботу обо мне, искренность.
Ты думаешь, я долго протянул бы наедине с воспоминаниями? Они как любимый мягкий шарф на шее, на котором рано или поздно сообразишь повеситься.
Страшно быть тотально несвободным от страха.
Знаешь, каков смысл упрека «с тобой сложно»? «Ты не оправдал мои царственные ожидания в отношении тебя».
Я вырос, стал сильным и самостоятельно твердо свою на ногах. Я один, целостен, больше не связан с кем-то другим, пусть и самым любимым человеком, потеряв которого, я могу заново все потерять. Это как будто — отказавшись жить в многоэтажной башне, построить свой дом, где один выход, один вход, и все просто.
— Наверное. Каждый из нас коллекционер воспоминаний...
— Скорее, носитель, но никак не коллекционер. Коллекционировать что-то — значит лишать это жизни. Запираем в себе, держим, не выпускаем, руководствуясь эгоизмом, чтобы оно постоянно было в нас. И на этом мы не останавливаемся. Заполучаешь очередной «экземпляр» в копилку достижений, проходит тяга и азарт, которые были прежде, и уже стремишься к очередной, новой цели. Побольше в себя, побольше... А потом лопнешь, как мыльный пузырь, и окажешься пустым. Воспоминания — это не часть нас, лучше пусть они идут рядом с нами. У них свое право на странствие. Поверь, воспоминания знают, когда нужно отойти, на время исчезнуть. Жалуются на их постоянное присутствие те, кто сами же заперли их в себе.
Я начал писать о боли и сам не заметил, как вырос из нее.
Погода возвращается к жизни благодаря более полному пониманию любви. Сначала он уходит из семьи, встает на ноги, встречает первую и, как кажется, единственную любовь. Он растворяется в ней, не в силах найти баланс между отдачей и потреблением. Вся жизнь, все счастье его концентрируется для него в любимой женщине. Поэтому, когда он теряет ее по воле судьбы, он оказывается в западне отчаяния, из которого выбирается далеко не сразу. Выбирается же тогда, когда обретает устойчивость. Благодаря трезвому взгляду на предназначение человека — быть инструментом любви.
Вдруг, в разгаре беседы, ты ненароком замечаешь, что за окном уже ночь. Смотришь на часы: пошел пятый час разговора, ничего себе! Пора собираться, вызывать такси. Допиваешь кофе, встаешь с табуретки и понимаешь, что... все сказано. Все, что хотел сказать, сказал. Освободился от наболевшего, и появилось свободное место для нового.
@темы: не моё, по венам, сиреневый джокер, читалочки, 2014