Нина смотрит на Глеба Алексеевича, и у неё мурашки по коже.
читать дальшеГлебу Алексеевичу под пятьдесят, Нина лет на десять-двенадцать его младше, впрочем, выглядит так, будто в дочки ему годится. Было бы так – и фамилия у Нинки была бы красивая – Егорьева, а не скучная и банальная – Виноградова. В школе ребята почему-то дразнили «хурмой». Нина – серьёзная, длиннокосая, большеглазая, всегда спокойная и опрятная, – недоумевала искреннее: почему так, а не «изюм» хотя бы. Одноклассники, что с них взять? Володька Тетерев, вон, класса до восьмого проходил Попугаем, а потом за лето вырос резко, вытянулся, массу набрал, кулачищи выпестовал с Нинкину голову. Стал Владом. Нравился Нине отчаянно, безответно, слёз выплакала – не сосчитать. После школы Тетерев женился на Катьке Елагиной, ушёл в армию, а потом, почти сразу же – служить по контракту. Похоронили в семнадцатом. Сыну Катькиному уже почти двадцать. Сержант.
Глеб Александрович заполняет карту, пальцы ловко стучат по клавишам, вместо сердца у доктора, Нине видится, размытая пустота. Нина зажмуривает непослушный левый.
Сразу Нинка к врачу не пошла. Списала на переутомление, стресс перед защитой диссертации, бессонные ночи за компьютером. Жмурила глаз, глотала таблетки пачками – голова болела нестерпимо, и дописывала, доделывала, дорабатывала. Доработала. Доработалась.
Скотома вернулась через год. Нинка подумала, это побочный эффект от занятий гимнастикой для лица. Результаты та давала приятные: носогубка почти ушла, лоб стало сложнее хмурить. Показалось, перенапрягла мышцы, говорила ведь тренер: делаем на пятьдесят процентов от максимальной силы, а Нина вот, кажется, увлеклась. Взяла перерыв. Съездила в отпуск, расставшись с Прониным. Подумать только, а ведь чуть не вышла за него замуж! Познакомились случайно. Смешно вспомнить: столкнулись в библиотеке. Голова закружилась вдруг, Нинка взмахнула руками неуклюже, упала Мише в объятья. Те были тёплыми, крепкими, ласковыми. Разговорились за чашкой чая, обменялись контактами, закрутились, потерялись в рабочих буднях, на выходных отыскались, и оказалось вдруг, что любят котов одинаково, есть хлопья на завтрак, гулять по паркам, читать вечерами вместо скроллинга ленты в социальных сетях. А восемь месяцев спустя вдруг оказалось, что засыпает Пронин с Ниной, а спит с Машей. К слову, Маша терпеть не могла «блохастых».
На отдыхе Нинка гуляла мало – уставать стала быстро. Впрочем, отпуском насладиться это не помешало: нежилась на солнце, выплакивала отболевшее, плескалась в тёплом соленом, слушала шелест песков, любовалась барханами волн, смотрела на звёзды, едва ощутимо щурясь.
Глеб Александрович участливо улыбается.
По возвращении жизнь показалась вдруг пёстрой-пёстрой и яркой-яркой. Нина покрасилась в рыжий, записалась на мастер-класс по метафорическим картам, любовалась осенью, сидя на лавочке – ноги почему-то ходить отказывались. Ушла из офиса – перешла на дистант, запоем читала романы на «Дзене», гладила кота, питалась доставками и быстрозавариваемой овсяной кашей. Была счастлива.
К врачу обратилась, когда началось недержание. Сперва, конечно, махнула рукой, подстелила одну из пелёнок (брала для кота), подумала: простудилась, сидела в короткой куртке на холодной скамье. Пила «Канефрон» и «Цистэль». Ждала вторник. Доделывала отчёт: забыла совсем, что надо было отправить его до субботы.
Анализ крови пришёл плохой. После МРТ терапевт направила Нинку к Егорьеву.
Глеб Алексеевич говорит, G35 – не приговор. Нине нравится его голос: глубокий, спокойный, – такому хочется верить. Глеб Алексеевич заполняет карту, выписывает направление на пульс-терапию.
Нина смотрит на Глеба Алексеевича, и у неё мурашки по коже.
Парестезия.