Капли: медово вязкие, пряные, вечность в себе запирающие как янтарь, – змеятся по тёплой ещё едва, мавочьей одурью дразня коснуться, приласкать сперва дыханием, после – дрожью влажного и шершавого чуть языка; ты присмирела совсем: не вздрогнешь, не отшатнешься, не оградишься коротким вскриком.
читать дальше
Разум сильнее чувств.
Я изучаю тебя как знаки препинания – взглядом. Коснуться тебя – значит стереть между нами грани, нарушить собственноручно придуманные, помогающие если не быть, то казаться нормальным. Опасность – грядущая, только гипотетически обозначенная, проступает чернильными пятнами: «…изъяты следы биологического материала»,
я
кажусь себе самому Кассандрой, твоё тело превратят в лабиринт черви, моё же – сожрут звери; слышишь? Рёбра хрустят, перемолотые их челюстями, сердце свивается лентой Мёбиуса, оплетает когтистые лапы, смыкает петлю на шее. Ты подарила мне трещины между седьмым и третьим [защищаясь], я тебе ожидаемо –
вечность
каплей застывшую на щеке. Вечность горчит. Пахнет металлом и чем-то ещё узнаваемо безысходным, мне чудится хохот, рутинно усталый и чуть раздражённый звук
совокупления пальцев и клавиш, первые туго затянуты в смоль привычных уже и кожей второй ставших, вторые почти безымянны, где-то порой отголоском, чертой проскальзывает ноль под дробью процента, серп апострофа, горизонталь «Т».
Мне чудится:
разум сильнее чувств.
Янтарь растекается полукружьем, тебя превращая почти в святую; ладони мои запятнаны светом нимба. Знаешь, церковь тебя не признает и не канонизирует, больно уж рукотворен твой мной сотворённый образ.
Я слышу голос огней: пренебрежительно-красных и блёкло-синих. Он становится ярче и ближе и превращается в витражи, твоё заключившие тело в из света и воздуха сотканный гроб, вечность горчит на губах так пьяняще, дурманящее и тепло
я
кажусь себе самому Кассандрой.
Я кажусь. Ни одно из пророчеств моих пока ещё не сбылось.