Ты спрашиваешь: «а что тебе нравится?», куклишься там, в одеялах и виртуальных/тенями сотканных моих объятиях, а мне вдруг кажется, что я толком ничего не могу сказать, кроме: «мне нравится, как ты пишешь», но это звучит так скупо, что я в который раз смотрю на слова осуждающе, хотя надо бы на себя – потому что не складываются в моём сознании в что-то более или менее развернутое и по пунктам/фактам, по крайней мере, сразу. Я пока не знаю, как передать словами, что я чувствую, когда читаю твои (для меня) тексты. Возможно, проблема в том, что в чувствах я разбираюсь куда как менее чем в словах.
Больше всего мне, пожалуй, нравится осязаемость.

У тебя потрясающая способность наносить контур мира так, что сознание читающего достраивает детали, а те, прописанные тобой, встраиваются в воссозданное разумом, наполняя, дополняя и оживляя. Читаешь тебя – и мир обретает плоть. Это интереснее кинолент, знаешь, что-то ближе к очкам дополненной реальности, когда на время прикасаешься к миру, который ты создаёшь, стоишь где-то там чуть поодаль, впитывая в себя ощущения: касание ветра, отчетливый смрад проулка, запах тела на простынях, звук падения чернильной капли, прелость яблок, угольно-табачная вязь. Вроде бы и набросок – сколько там тех слов? – а перед глазами фрагмент миропространства, протяжённый во времени. Магия.

А потом цепляешься за слова, куда-то в них падаешь, и вот уже те, «кто прячется ещё глубже, меж быстрых неровных строчек» – кто жмётся друг к другу, кто смотрит не то с любопытством, не то с испугом, кто готов замахнуться окриком при малейшем намёке на.

Встречаешься с ними взглядом, и хочется, чтобы ты дал им право случиться, ведь за каждым своя история, своя правда, своя драма, своё карманное счастье, возможно, способное даже коснуться целого мира.

А потом случается девочка в синем платье, пока ещё безымянная – сначала её убьёт автор, потом – я, и, кажется, за последнее я уже отчётливо ощущаю себя тварью; это, несомненно, будет красиво, болезненно и чертовски правильно, но здесь и сейчас мне так её жаль.

Ты облекаешь её в плоть голосом (я потом перечитываю, позже), и я вспоминаю Марго из рассказа Брэдбери («Всё лето в один день», я не знаю, читал ли ты), нерождённого мальчика из одного из моих набросков, сонный ещё разум рождает ассоциации, я что-то говорю тебе, кажется, а потом вдруг оказывается, что всё моё что-то помещается в «грустно» или «печально», я не запомнил даже.

А она сидит в придорожной пыли, творит волшебство, обретает имя почти случайно (впрочем, я не верю в случайности). Вызывает отчаянное желание запечатлеть её в слове, коснуться словами – наверное, так и работает вдохновение: случается что-то, и тебе отчетливо хочется написать, как было по меньшей мере в одной из творимых тобой реальностей.

Знаешь, она где-то всё ещё очень рядом. Я пытаюсь думать о важных серьёзных вещах, индивидуальном плане, актуальности и практической значимости, осязать запах кофе,

но чудится запах пыли, строчка переиначивается и вместо «В следующей главе она умрет.» мне читается «В следующей главе она умирает.», акцент смещается, а мне остаётся сидеть и ждать, пока ты проснёшься,
чтобы узнать, как.

Потом я включаю музыку, слушаю, перечитывая, и мир, тобой созданный осязается чуть иначе, что-то достраивается, дополняется, я, кажется, будто бы даже слышу твоё дыхание где-то рядом, воображаемый стук клавиш – касание пальцев к сенсорному экрану.

Я всё ещё не знаю, как тебе выразить это моё скупое «мне нравится».
Равно как и «ты вдохновляешь».
Или «я очень люблю тебя».