3. Как оно в посмертии?

[violett-joker]

Мёртвых не существует.
Совсем.
[с] Г. Л. Олди


Джонатан Коэн вернулся.

Мать сказала мне это, вернувшись домой. Облокотилась о дверной косяк, посмотрела на меня каким-то тусклым, угасшим взглядом, повертела обручальное, исцелованное годами, кажется, сначала хотела обронить моё имя, может быть, чтобы подготовить меня как-то, но другие три слова истоптали не прозвучавшее насмерть.

– Джонатан Коэн вернулся, – сказала мать бесцветно, почти буднично.
И я заплакала.

Мы повстречались почти случайно – почти, впрочем, потому что я не верю в случайности, мне нравится теория Великого Замысла, предначертания, если угодно, господнего плана. Я пишу ежедневники с вечера, так мне чудится, будто я бог своего времени и пространства. Так мир кажется предсказуемым и безопасным. «Рита Бернар, – пишу я, – на второй перемене отберёт у меня белый хлеб с арахисовым маслом; Джеймс Калаган дёрнет меня за косу с зелёным бантом после того, как мистер Финч отвернётся к доске, чтобы записать условие задачи; новенького, – однажды близ октября написала я, – посадят со мною рядом».

Именно так мы и повстречались.

Марта сказала, после того, как я показала ей эту запись, мол, ты дурочка, Сара, в классе попросту нет другого свободного места. «Потому что никто не хочет сидеть с тобой рядом», – подумала Марта, но, разумеется, не добавила. Не то из чувства такта, не то из жалости, не то потому что
я написала
так.

Джонатан Коэн не портил мои тетради, не морщил брезгливо нос, когда я придвигалась ближе, чтобы заглянуть в его/наш задачник, равнодушно пожимал плечами, когда я предлагала разделить трапезу. Он почти не говорил ничего; пока я писала свои дневники, он отчаянно рисовал. Однажды я спросила, кто
все эти персонажи.

Он смотрел на меня так долго, как ранее – никогда, я видела, как слова толпятся, толкаются в тесной его гортани, жаждущие быть услышанными, но не сказанные. А потом

мы сидели на крыше, он перелистывал памятный медленно, гладил каждое из обличий своими испачканными грифелем пальцами, шептал имена одно за другим: это Мария Линч, мы дружили с ней с пятого класса, я не успел ей сказать, что она мне чертовски нравится; это моя мать, Джоанн, это кузина Рэйчел, это Дилан – мы играли в одной команде.

Слезы катились по бледным его щекам, он вдруг замолчал, споткнулся сам о своё молчание, а потом посмотрел на меня так, как никогда ранее и сказал беспечную злую правду, хотя я совсем не успела спросить, мол, что случилось и почему ты плачешь.

Он сказал мне:

– С ними, я думаю, всё в порядке. А я…

Он закашлялся, захлебнулся своим отчаянием, подался отчётливо ближе к пустоте, простёршейся перед нами; я опоздала дать ему руку, веру в него, шанс, сказать: «ничего страшного, так иногда случается». Глядя на распластавшееся изломанное на асфальте, я открыла один из своих дневников и дописала то, что не стало словами вчерашним вечером, но, тем не менее, было отчётливо ясной, пугающей, в чем-то, пожалуй, злой правдой.

«Джонатан Коэн умер», – вот что я написала.
И заплакала.