А. Филимонов. Рецепты сотворения мира

[violett-joker]

В молодости остро чувствуешь, что для выживания на этом свете нужна большая любовь или хорошая работа.
**
Словам никто не верит, но все ценят уверенность в словах.
**
Немного обидно, что забылись подробности этого хорошего дня. А ведь прошло всего три года. Что же дальше будет? Через тридцать лет? Страшно представить. Неужели останутся только слова на бумаге? Как это было? Лето, дождь, целовались, жадно пили быстрое время, пузырьки лопались на поверхности лужи, громко тикал будильник. Время кончилось, как всегда, не вовремя, стрелки показывали без десяти, он убежал за десять минут до конца увольнительной, она колдовала, чтобы он не опоздал, удаляясь, цокали его сапоги-скороходы. На бегу он искал слова, которые записал, вернувшись в казарму, и навсегда сохранил этот дождливый день во вселенной письма. Бог, явившись с обеденного перерыва, обнаружил во вселенной новый объект и покачал головой. Люди, люди, зачем вам бессмертие?
**
Так всегда бывает во время войны. Описания любви заменяют любовь.
**
Чтение – вдох, письмо – выдох. Пишущий и читатель меняются местами, перечитала свое письмо и вижу, что не рассказала, как скучаю по тебе, мой дорогой, без тебя, твоих писем мне совсем нечего читать…
Неуверенность заставляет переписывать текст до онемения пальцев, и в какой-то момент наступает отчаяние, клиническая смерть письма, пока новый вдох не освободит из памяти ранее прочитанное.
**
Оберточная бумага после обработки превращалась в купюры с водяными знаками, а те в свою очередь становились почтовыми марками. Цветные треугольники и квадратики, бумажные ключики, открывающие двери любого жителя планеты. Хочешь – отцу напиши, хочешь – Сталину.
**
Отыщи элементы судьбы в окружающем мире, сложи их единственно верным способом.
**
Театр для себя. Эмоциональная свобода, которую мы напрочь утратили в нашем концлагере иллюзий, где приходится быть таким сдержанно-ироничным, потому что жопа чувствует грозное присутствие невидимых модераторов.
**
Плуг вскрывал землю, как консервный нож. Это напоминало иллюстрацию из учебника истории Древнего мира и подогревало мои опасения насчет потусторонности заграничной жизни.
**
Любовь к обобщениям – страшная сила. Они всерьез говорили «они» об одном-единственном человеке, который прилежно обрабатывал землю и ничего не собирался символизировать.
**
Сошел и замер, охваченный чудесным ощущением края света. Парикмахеры выглядят как заговорщики. Язык – крепкая смесь турецкого с церковнославянским. Похмелье называется мухмурлук – словно ворчливый ручей толкает древнее мельничное колесо. Мечети стоят на холмах, а церкви в низинах. Турецкий закон требовал возвеличивать ислам. Но церкви все равно выше. Просто – в низинах. Маленькая славянская хитрость.
**
Каждый имеет право считать свою жизнь трудной.
**
И сразу все стало хорошо. Она его укусила. Он поцеловал ее в порядке самозащиты.
**
В тот вечер Молотов и Риббентроп готовились к зачатию нового орднунга. Без любви. Мировую войну можно делать только без любви.
**
Пистолет и письмо, если разобраться, похожие способы коммуникации. Кто будет писать самому себе? Только самоубийца.
**
По причине вечной занятости педагоги не успевают воспитывать своих детей, которые вырастают раньше, чем их родители заканчивают проверять чужие тетради. Воспитанием я называю передачу жизненной силы, а не прописных истин.
**
Но такая отрешенность возможна только в мирное время, когда абсурд и абсент спасают от повседневности, а не на стыке эпох, где распадается связь времен, кругом ревущие двадцатые, педагоги пишут поэмы, угрожая наганом ближним своим, которые мешают их труду.
**
Все, к чему он прикасался, обращалось в шутку, но не злую и обидную, как было принято в то время, а легкую и бодрую, как ай-нэ-нэ.
**
Война – это когда из твоей квартиры исчезают люди. Но ты спокойно относишься к этому факту. Потому что в других квартирах происходит то же самое. Люди исчезают по всему городу. Можно сказать, что у тебя все как у людей.
Ты живешь в тылу. Выстрелов здесь не слышно. Тебе на голову не падает огненный дождь и железный град. Война – это только слово, объясняющее исчезновение людей из квартир и конфет из магазинов. Твой город находится далеко от линии фронта, которую ты не можешь увидеть своими глазами. Линия фронта, в отличие от линии горизонта, существует только в воображении.
**
Когда мужчина превращается в письмо, сразу видно, чего он стоит.
**
Женщина прекрасна вне контекста.
**
Она собирала книги, как грибы. Три тысячи томов на пятидесяти квадратных метрах. Только инженерный гений ее мужа мог втиснуть в пространство хрущевки такое количество духовности.
**
Золотые и платиновые кольца хранились в чреве библиотеки. Духовность отлично маскирует все что угодно.
**
Задолго до того, как садист Шрёдингер запер кота в ящике с цианидом, наши люди отлично понимали квантовую мудрость: кто угодно может быть ни жив ни мертв на протяжении десяти и более лет.
**
Как-то глупо учить жизни мертвых.
**
Ее ученики постоянно работали над ошибками, которые заводились в тексте, как вши, – чем длиннее предложения, тем больше насекомых. Падежные окончания кишели. Пунктуация – тифозный кошмар. Двоеточие или тире, двоеточие или тире? Если враг не сдается, тире, его уничтожают? Или, двоеточие, его уничтожают? Или, запятая, его уничтожают? Можно подумать, его оставляют в живых хоть в каком-то случае? На то он и враг, чтобы не знать к нему жалости! Родная речь – это вам не болтовня родственников у самовара. Это ужас и моральный террор. Страшно писать по-русски, господа!
**
Самоубийцы не ошибаются. Человеческое им чуждо.
**
Эти слова, как воробьи, скачут по площади, заключенной в кольцо трамвайной линии, скачут и чирикают: здесь все не так, как на самом деле.
**
Судьба обмахнулась веером возможностей.
**
Она звучит так: блажен, кто на первом свидании имеет план эвакуации из будущих отношений.
**
Оказывается, легче воображать чужую смерть, чем смотреть на свою одинокую зубную щетку и думать, что это навсегда.
**
– А что, разве недостаточно? Сколько, по-твоему, нужно минут, чтобы сблядовать?
– «Сколько» – это мужской вопрос. Я им не пользуюсь.
Мне стало любопытно, я приподнял голову:
– Вы хотите сказать, что вопросы бывают мужские и женские?
– Конечно! Мужские вопросы прямые как палка. Где, сколько, что делать, кто виноват. Женские обитают в изнанке времени, в шелковой подкладке сиюминутного. И ничего не требуют, а только нежно звенят на ветвях дерева-разговора.
**
Ты только что подумал и создал еще одну никому не нужную вечность.
**
ЛСД – детский лепет по сравнению с такими сильными галлюциногенами, как близкие люди. Живые или мертвые, они всегда с тобой.