Д. Фонкинос. Наши расставания

[violett-joker]

У меня такое впечатление, что смерть — это неотступно преследующий меня сторонний взгляд.
**
Я пытался заниматься спортом, чтобы иметь красивый торс, и попутно одолевал полное собрание сочинений Шопенгауэра, чтобы получить точное представление о горечи.
**
Возможно даже, я мог бы ступить на героический путь. Единственным препятствием, мешающим развитию героического потенциала, была для меня бессонница. Никто не способен спасать человечество без ежедневного восьмичасового сна.
**
Алиса запросто могла бы очутиться в романе великого чешского писателя, но предпочла очутиться в моей жизни.
**
Воспитание в большинстве случаев не более чем ежедневная тренировка, побуждающая нас как можно меньше походить на своих родителей.
**
Я часто думаю об этом выражении: «пойти подышать воздухом». Оно означает, что за воздухом тебе приходится идти куда-то в другое место. Что там, где ты сейчас, ты задыхаешься.
**
Ностальгия — надежный якорь. Алиса склонила ко мне головку, как часы, остановившиеся, чтобы я мог губами прикоснуться к вечности.
**
Знание этимологии превращало меня в человека солидного.
**
После шампанского мы легли в постель. Для последних дней лета погода стояла жаркая, и я помню, что мы некоторое время лежали не двигаясь, в странных позах, словно наши тела, деформированные, как на картинах Фрэнсиса Бэкона, врезаны друг в друга. Рядом с кроватью стояло зеркало, а еще в комнате было окно, и наше тройное отражение придавало происходящему какую-то особую странность. Получался триптих.
**
Еще миг, и наши тела вернутся в позу одиночества.
**
Церковные святыни, на которые я натыкался, обводя взглядом комнату, без слов свидетельствовали, что это именно я убил Иисуса Христа.
**
Позже я сумею понять, что для того, чтобы стать писателем, вовсе не требуется жить со словами. Чтобы стать писателем, надо научиться вырываться из плена фраз.
**
Таким образом, наши сексуальные фантазии нередко подвергались разлагающему воздействию латыни. Разумеется, работа Селины сильно отличалась от моей, но она не меньше моего любила погружаться в мир слов.
**
Чем лучше у нас обстояло с сексом, тем меньше оставалось надежды на то, что из нас получится пара — в социальном смысле слова. Таков парадокс сексуальности: чем теснее слияние, тем глубже разрыв. Мы виртуозно исполняли свою ирреальную партитуру. Все это не могло длиться вечно, и мы стремительно приближались к конечной цели, или попросту — к концу.
**
В Париже меня поджидало мое прошлое — самое пугающее из всех вариантов будущего.
**
Где-то я вычитал фразу: «Есть замечательные люди, которых мы встречаем в неподходящий момент, и есть люди, замечательные потому, что мы их встретили в подходящий момент».
**
Книга — вот идеальный вариант. Простой и спокойный подарок. Подарок, настраивающий на доверительные отношения, достаточно личный, но без назойливости.
**
Разумеется, это не могло продолжаться вечно, и настал день, когда при всем старании мы уже не могли придумать, куда бы еще сходить и какую бумажку получить. Пришлось делать то, что делают все остальные, — целоваться на парковой скамейке и смотреть в кино плохие фильмы.
**
Меня все чаще посещала мысль, что писательство — это своего рода отмазка, чтобы на законных основаниях доводить окружающих до белого каления.
**
Но я смотрел на нее как на чужую, да она уже и стала мне чужой; я даже тело ее успел забыть. Оно превратилось в нечто зыбкое, в воспоминание, в полустершуюся фотографию. Тем первым летом в Бретани Ирис шептала мне: «Давай трахаться, еще и еще, как будто нас не существует». Я не очень понимал, что она имеет в виду, но, видимо, все делал правильно, потому что она стонала от удовольствия. Не существовать — это у меня здорово получалось.
**
Писать о Шопенгауэре — не лучший способ поднять и без того паршивое настроение.
**
Первая любовь — это не просто пожизненное, а вечное наказание.
**
Я по-прежнему тосковал по Алисе, но моя тоска обрела более спокойные формы, похожие на тихое помешательство. Алиса текла в жилах моего прошлого. И дня не проходило, чтобы память о ней не настигала меня, она возникала ниоткуда и не торопилась меня покидать. Я вспоминал сцену нашей ссоры на немецком, после которой пошел ее встречать с картонной табличкой на шее, но теперь, благодаря фильтру минувших лет, эта ссора виделась мне чудесной, все мне казалось восхитительным, и даже о нашем разрыве я мог думать, не обливаясь холодным потом. Алиса была и всегда останется дамой моего сердца, прекрасной дамой скромного рыцаря с его убогими владениями и нелепым прошлым. Вот и сегодня, в день, когда мне предстояло снова увидеть ее, я ощущал только бесконечную нежность к тем детям, какими мы были.