Мне хочется делать постановочные фотографии, полные осени.
**
Однажды (лет эдак шесть или около того) я знал (или, конечно же, думал, что знал) одну рыжую, умевшую целоваться с ветром, крепко держаться за руки, стричь челку и придумывать миры, людей в них и нелюдей.
Чудны дела твои, господи.
И твои, не моя маленькая мудрая госпожа.
Однажды, задолго до того, как я прочитал "Жену-лисицу" и "Священную книгу оборотня", рыжая придумала меня или придумала себе, что придумала меня. Или-ли.
Показалось. Чу! Смотри. Слушай. Шаги на осенних листьях.
Неразличимые. Неразлучные.
Если есть след, есть и шорох.
Когда я первый раз прочел "Жену-лисицу", было тоскливо, как и положено быть, когда читаешь что-то почти дословно о тебе или том-который-ты.
Вчера я перебирал строки снова, действуя методом "от обратного": мне было тоскливо, я прикормил тоскою чужие строки, прикорнул на краю не-своей Ойкумены под розмыслы о счастье и о том, насколько мы с ней не похожи нонче, а насколько остались однохвостыми близнецами.
Я засыпал, а вокруг стояла звенящая, почти стерильная пустота, белоснежное поле без единой цепи из отпечатков лап. И думалось мне о всяком, а после - о разном.
О счастье, например.
И о том, каково это, когда приходишь в привычное тепло, а творца оного след простыл. Аккурат как и сам творец.