Сегодня? Нет, это началось не сегодня, и не вчера. Недели три назад? Возможно.
про Джокера и энергоресурсЯ скуп на эмоции и тем паче - на их проявление. У меня малый энергетический ресурс, поэтому я экономлю и только изредка энергии во мне становится больше, чем я могу удержать, и я отчаянно ее выплескиваю. Обычно это три ипостаси энергии: боль, упрямая ярость и счастье. Все три возведены едва ли не в абсолют и все три при должном умении можно выплеснуть в мир, оставив для себя скупой минимум, так мне привычный. Я умею казаться эмоциональным: радостным, грустным, усталым, довольным, злым, равнодушным - но казаться и быть чуть-чуть разные вещи. Я кажусь, потому что мне жаль отдавать эмоции. Исключения - несколько родных мне людей, с которыми не грех и поделиться.
Для того чтобы казаться или пополнять эмоциональный резерв я слушаю социум и энергетически (я бы даже сказал - эмпатически) его вампирю. Нежно. Мне не зачем иссушать до дна. Социум не обязательно должен быть реальный: книги, компьютерные игры, словески, фильмы (в меньшей мере), мюзиклы и спектакли - все они тоже подходят, как "сырье", причем, для меня более удобное, чем люди. Потому что я не люблю людей, с ними нужно казаться. С другой стороны, в определенных ситуациях они насыщают существенно больше, нежели все вышеперечисленное. Наиболее привычное для меня состояние - равнодушное спокойствие, что-то очень близкое к нирване, но не такое возвышенное.
В силу того, что я чуток к энергиям и эмоциям, я на оттенок чаще, чем прочие, не такие, как я, испытываю чувство, предваряющее тревогу. Назовем это синдромом тревожного ожидания, скажем, хотя эта формулировка ни в коей мере в полной степени не описывает это чувство. Выполняет же синдром две функции: одна находится в плоскости интуиции, вторая в плоскости страха. Поясню. Синдром тревожного ожидания сигнализирует о том, что мое подсознание, воспользовавшись моей интуицией, ощутило некоторое изменение, грядущее или уже происходящее, в мире, и это изменение так или иначе касается непосредственно меня. Это изменение обычно не из приятных, потому в плоскости страхов рождается тревога - непосредственно за меня или за кого-то из тех, кого я эмпатирую.
Разобраться с проблемой обычно очень просто: я анализирую, что и у кого может произойти, перебираю разные комбинации, подбираю "ключ" и в результате осведомлен о происходящем, изменение конкретизируется, я знаю, что с ним делать или же знаю, что от меня ничего не зависит. Будучи предупрежденным, таким образом, я прекращаю тревожиться и синдром уходит совсем или существенно ослабевает. Синдром активизирует мои энергетические ресурсы и потребляет их, следовательно, чем скорее я разбираюсь в ситуации, тем больше ресурса сохраняю и тем комфортнее себя чувствуют. Долгое время не проходящий синдром меня истощает и в результате, чаще всего, я заболеваю. О болезни и о том, как она способствует и, в то же время, чем мешает восполнению ресурса, я напишу позже.
Недели три назад синдром проявил себя в полной мере, через некоторое время пошел на спад, но остался не завершенным: он длится до сих пор. Я знаю большую часть причин, с которыми он связан, и поэтому знаю, что он будет активен еще какое-то время, а, значит, будет по-прежнему впитывать в себя мой энергоресурс. Это печалит.
Пока что энергия успешно восстанавливается благодаря детским анимешкам, Фрейду и разговорному голландскому в диалогах, но с другой стороны уже ощутимо чувствуется, что мне хочется опустошить более яркий источник, следовательно - причинить боль или совершить что-либо экстримальное. Осталось выбрать, что мне нравится больше.
**
Энергопляски подобного типа имеют и хорошие последствия: биоритмы организма перестраиваются, уходят в "экстренный" режим, время сна снижается, а бодрствования увеличивается. В то же время сны становятся более насыщенными, ярко сюжетными, с высоким уровнем смысловой нагрузки. Самое сложное - удержаться от желания анализировать из по Фрейду.**
Мне снился сон.
Мы: я, Шейн, Ловчий, мой брат и одна моя одноклассница, Марина, будучи маленькими детьми, были отобраны в специальную комиссию по контролю за качеством и соблюдением сроков апокалипсиса. Мне было 7 и я давал имена, Шейну 12 и он был ответственен за поиск и мед.помощь без вести уставшим, Ловчему было около 7, он был главным за безответственность человечества (суть его работы заключалась в том, чтобы запутывать сроки сдачи апокалипсиса. С его подачи появлялись в газетах и на ТВ репортажи о грядущем конце света и, естественно, он не наставал), братишке было 15 и он составлял списки спасшихся после, а Маришке только исполнилось 4 и она играла в одной песочнице со всадниками апокалипсиса. И была главным секретарем во всей нашей конторе.
Работы было невпроворот, однако, в обеденный перерыв, мы собирались все вместе и играли в вист, пили кофе с виски, Шейн пил чай, а брат - горящий абсент. В вист мы играли на "право жить и право умирать", дурачились, шутили, и когда кто-то из нас выигрывал, братишка ворчал, дескать, снова ему менять списки. Помню, я отдал право жить Львовской ратуше, а Ловчий - право умирать собору св. Вита в Праге, мы с ним из-за этого долго ругались, пришлось выиграть и вернуть несчастному собору право жить, право умирать я оставил при себе как козырь. А потом прибежала Маришка с всаднючатами (ну как еще назвать маленьких всадников апокалипсиса?) и сказала, дескать, пора приниматься за работу, не то она наябедничает Богу, что мы прогуливаем школу.Чую, Фрейду было бы о чем со мной пообщаться, да.