Я умница и полностью сделал сет с рукотворным мылком. Подробнее можно рассмотреть процесс и результаты тут, там же можно записаться на мастер-класс. Процесс мыловарения очень увлекательный, по-своему магический, игра в алхимика - современный вариант. Стоит МК не так дорого + организаторы предлагают скидку по предоплате, подарок за приглашенного друга и прочие приятности. А кроме того, кармический бонус - н-ный процент ваших капиталовложений - помощь детям-сиротам Покровского детского дома. Наш центр сотрудничает с вышеупомянутым детским домом, в том числе - оказывает психологическую помощь, помогает адаптации ребят в социуме, проводит занятия и прочая-прочая-прочая. Для тех, кому совсем не хочется идти ВК, но хочется посмотреть, как мы сочиняли мыло, фотографии здесь.
Дело было вечером, делать было нечего. Остальных кысей застать врасплох и сфотографировать не вышло. А хомяк давно сдох. Так что 1 кысь и крыс. Из серии хозяин, ты че, охуел? "философские картинки". Выбор, свобода, совесть, Фромм, Ницше, немецкие песни, Рождество домашний уют.
А еще я есть на БукРивере. Это почти как инстаграммчик, только обмен книжками.
Снова твиттер-стайл, пожалуй. Препаршивейшее ощущение жизни, зыбкое, расплывчатое, замешанное на снах и реалиях из ролевых игр. На кой черт это всё? На кой черт эти все? Сегодня я предельно не люблю людей, разве только мертвых психологов и философов, и, наверное, себя - там, где я человек. Мысли мечутся, стучатся о стены черепной коробки, давние знакомцы вызывают брезгливое желание удушить их к чертям, а я играю в _любезность, я делаю вид, что все в порядке, о да, я профессионально делаю вид, что все в порядке. Думаю на польском вперемешку с украинским, занимаюсь социально-полезным педагогическим творчеством и даже наверняка буду сегодня улыбаться. Я уже говорил, что не люблю? Да, улыбаться тоже. Когда-то для меня было очень ценным то, что меня научили улыбке, прошел год с тех пор, как мы... и я, пожалуй, разучился так, я снова учусь скалиться, я хочу ударить человека в метро за какую-нибудь мелочь - просто так, потому что мне нравится бить людей в метро, болезненно, точечно, за то, что они совсем не похожи на _человеков, они вообще ни на что не похожи, за ре-едким таким исключением. Я, пожалуй, серая масса там, среди них, в не-по-погоде-легкой куртке: когда они смотрят на меня, мне кажется, будто каждый хочет спросить: детка, тебе не холодно? А мне хочется врезать в ответ на этот вопрос, че-еерт, я снова хочу кастет, да, чтобы разбивать в кровь. Но вместо этого я - серость, которая читает Фромма и пытается узнать, что такое человечность. Я шепчусь со своими отражениями и чуть не смеюсь на кривое "не прислоняться", составляю слова, зарываюсь в музыку, как дети - в плюшевых медвежат, когда им страшно, растворяюсь меж строк, зыбко-вязко путаюсь во временах и пространствах, забываюсь в себе и снова не-люблю людей, это такое теплое чувство - не_любовь к людям, ах, кто бы знал. Курю, они мерзнут и меркнут, а я жду маршрутку и мне не холодно, черт побери, я сам холоднее этого московского ветра, потому что я - Северный, и гоже бы никому об этом не забывать. Или не помнить. Ногти коротко стрижены, чтоб не расцарапать лицо, когда натягиваю на него маску доброжелательности. Через 40 минут урок, через 1:20 - неприятные лица - так скучно встречать людей, в которых разочарован чуть более, чем полностью, не правда ли? А я не люблю скуку, я вообще, как вы помните, не люблю. Город зовет меня. Город шепчется со мной на Римской, Трубной, ждет на ВДНХ, выплывает в печатных строках, зовет на Добрынинскую и Красные ворота, подначивает: бери свой фотоаппарат, покупай штатив, я жду тебя на перекрестке Дежнева и Полярной, будем охотиться на трамваи на поворотах и в каплях снега. А я смеюсь, качаю головой: э не-ет, дорогой, погоди, не сейчас, а Город не ждет, город пускает трамваи в бег и я слышу стук-перестук колес да по рельсам, и мне кажется - не трамваи бегут, а стучит ненайденное у меня в груди, но. Я-то знаю, что кажется, правда же? Правда. Мне не хватает себя, пальцы левой руки едва уловимо - дёрг, и запястье, да, главное работать им правильно, плавно, почти как при ударе. А сердце все так же блукает: неприкаянное, нераскаявшееся. Всё хорошо. И декабрь за окном. И не холодно вовсе. Мне - нет.
Изучение иностранного языка – дело сложное, длительное и дорогое. Оно требует времени и зачастую больших вложений. Особенно это касается столиц, где стоимость языковых курсов иногда превышает все границы разумного. Но в то же время – именно в столицах чаще всего находятся посольства и иностранные культурные организации, которые популяризируют культуру своей страны и потому организуют бесплатные языковые курсы, выставки, киносеансы. Не все знают, но в Москве тоже есть возможность учить иностранные языки бесплатно.
Начнем с европейских языков. Так, в Москве есть одно замечательно место, где можно учить французский язык: Французский университетский колледж при МГУ им. Ломоносова. Правда, учить язык с нуля там не получится: в колледже преподают право, историю, литературу и социологию, а не язык сам по себе. Зато читают лекции французы: если вы еще недостаточно владеете языком, вы можете слушать лекции с переводом на русский язык, но в любом случае – это отличная возможность бесплатно практиковать свой французский.
Колледж работает в Москве с 1991 года, поступить могут все желающие старше 18 лет и перешедшие на 4-й курс любого российского вуза, а также те, кто уже имеет диплом о высшем образовании. Если вы по каким-то причинам не подходите под эти критерии, вы можете посещать колледж в качестве вольного слушателя – для этого вам необходимо просто прийти и записаться. Территориально колледж находится на Воробьевых горах, официальный сайт колледжа. Французский университетский колледж есть также и в Санкт-Петербурге, подробности об учебе там вы можете прочитать на его сайте.
Немецкий язык можно бесплатно учить в Российско-немецком доме: сюда принимают всех желающих, при поступлении необходимо пройти тест, от результатов которого будет зависеть, в какую группы вы попадете. Кроме курсов языка, Российско-немецкий дом организует целый ряд концертов, лекториев, выставок, посвященных немецкой культуре. Подробнее о деятельности Российско-немецкого дома можно прочитать на его сайте.
Если же вы больше интересуетесь японской культурой, совершенно бесплатно можно учить японский язык при посольстве Японии в Москве, но попасть на эти курсы непросто: поскольку желающих очень много, а группа набирается только один раз в год, посольство проводит строгий отбор. Сначала изучают анкеты заявителей, потом понравившихся приглашают на собеседование. В результате ежегодно посольство набирает около 70–80 человек как в начинающие, так и продолжающие группы. Подробнее об этих курсах смотрите на сайте японского посольства.
Японский язык можно бесплатно учить в еще одном месте – в японском центре «Мирбис», который был создан в 1994 году при поддержке правительства Японии на базе Московской международной высшей школы бизнеса при Академии им. Г.В. Плеханова, а сейчас работает еще и при МГУ им. М.В. Ломоносова. Для поступления в начальную группу в «Мирбис» проводится тестирование и собеседование. На нулевой уровень набирают по 20 человек в дневную и вечернюю группу.
Язык прекрасной Индии – хинди – можно бесплатно учить в Культурном центре имени Джавахарлала Неру при посольстве Индии. Все занятия в этом центре ведутся носителями языка, занятия начинаются по мере набора в группу, количество людей – от 5 до 25 человек. Наконец, если вас привлекает арабская вязь, то арабский язык можно попробовать выучить на курсах при кафедре арабского языка Института стран Азии и Африки МГУ им. М.В. Ломоносова. Курс здесь рассчитан на два года, помимо языка вы сможете бесплатно посещать лекции по корановедению и арабской культуре.
Мне снился вельми странный сон про меня и братца. Первая его странность была в том, что он был на украинском. Вторая - что с двойной цикличностью. Ну и третья - что казался куда как больше мультфильмом, чем сном. Если до работы не забуду - запишу.
Ik ga weekend weg op 28 december. Ik ga naar St. Petersburg. Ik heb tickets en het hotel geboekt. In St. Petersburg, wil ik een keer naar de Hermitage, het Russisch Museum, het Museum of Dreams van Sigmund Freud en andere interessante plaatsen bezoeken. Ik wil graag een rondleiding door de stad krijgen. Ik wil cadeautjes voor mijn vrienden kopen op negenentwintigste december in de ochtend. Ik ga naar het vliegveld op 30 december. Ik ben weer in Moskou op 30 december in de avond.
=^.^= ну примерно на таком примитивном уровне я сейчас сочиняю тексты на голландском. И то с помощью. Зато вроде бы правильно и вроде бы связно. Первоклашка детектед надо курить грамматику.
да, я сделал это и вот у меня есть подозрение, что на самом деле баллов я набрал больше, просто письменное упражнение последнего урока еще не проверили
Странный сегодня день, вот что. С ночи еще странный. И странные в нем люди. ** Вчера дочитал Фромма "Бегство от свободы", проникся, взялся за "Человека для себя", который внезапно является продолжением "Бегства". Позанимался голландским. Получил предложение от мужика насчет репетиторства. Мужик хочет преподавать голландский, правда за суммы абсолютно феерические (ну и что, что носитель?) при условии, что русский знает очень плохо и общались мы на английском. Вежливо отказался. Как-то не готов я готовиться к МВВ на английском и за такие деньги. Так что буду сам. ** Подозрительно много думается про А. К чему бы это? ** Сегодня весь день на работе. Тоска зеленая, но взял с собой учебники и буду заниматься, делать контрольную и все такое прочее. Скачал себе "домашнюю бухгалтерию" - забавная штука, пожалуй, может даже куплю лицензию, будет у меня систематизация финансов. И планинг надо, но за 2 недели до нового года его заводить бессмысленно, так что жду его от кого-нибудь в подарок буду смотреть по ситуации. Неторопливо курю старославянский и пью кофе. С одной стороны, сдавать контрольную еще аж через неделю, с другой - если уж комп с собой и учебники тоже, почему бы и не сделать? В конце концов, мне за это деньги платят, или где? ** Уже второй месяц ловлю себя на мысли, что есть резон выучить турецкий. На кой он мне - лучше не спрашивать. А еще хочу на курсы методики преподавания РКИ ради сертификата, причем, желательно, уже в феврале. Нижний предлагает мне разработать план и ограбить банк. Склоняюсь к тому, что неплохая идея, чо. Каждое утро наслаждаюсь своей кофейной женщиной. Хотя, конечно, готовит она не так вкусно, как я в турке, но определенно лучше, чем сотворители растворимого кофе. Получил в работу еще одну заявку. Китаец, по-русски говорит плохо, хотя уже почти год занимается. Я не знаю, то ли это преподаватель ему попался недобросовестный, то ли еще что... ничего, будем над этим работать. ** А сегодня на работу привезут микроволновку. ** Поудалял к чертям недозародыши своих словоплетств. Но черновиков все равно все еще слишком много. А еще сны. Они стучатся в ночи, заставляют проснуться раньше, вышептать их, выписать и постараться забыть. Некоторые сны только так и нужно, пожалуй. В Городе осень. Ему до зимы еще один я. Интересно, сколько до себя самого мне самому? Ветер стынет в легких. Я снова курю, как подросток, шляюсь в ночи до 12 или часу, снова одет не по погоде, потому что так нра-вит-ся, только шарф ношу неизменно, да. Пью виски порой, читаю запоем книги, да, еще... мне мало. Мало печатных строк, мало чужих мыслей - слишком мало, чтобы заглушить свои. Рэндом любит меня. О, как он умеет любить, кто бы знал... И по дороге к метро. Я скалюсь этому миру. Иногда мне кажется, что лимит подарочной улыбки уже истёк. Может, оно и к лучшему - не-уметь улыбаться снова? Чтобы была возможность научиться от кого-то другого, например. Нет, никому, ни о чем. Просто декабрь. Я люблю зиму. ** Пойду поем позанимаюсь.
читать дальше Джульетта вошла в свою спальню, улыбнулась, и тысяча Джульетт улыбнулись ей в ответ. Потому что все стены были зеркальными; даже потолок отражал ее образ. Со всех сторон на нее глядело очаровательное лицо, обрамленное золотыми кудрями. Лицо ребенка, лицо ангела. Разительный контраст зрелому телу в легкой накидке. Но Джульетта улыбалась не беспричинно. Она улыбалась, потому что знала: вернулся Дедушка и привез ей новую игрушку. Надо приготовиться. Джульетта повернула кольцо на пальце, и зеркала померкли. Еще один поворот полностью затемнил бы комнату. Поворот в обратную сторону – и зеркала засияют слепящим светом. Каприз – но в том-то и секрет жизни. Выбирай удовольствие. А что ей доставит удовольствие сегодня ночью? Джульетта подошла к стене, взмахнула рукой, и одна из зеркальных панелей отъехала в сторону, открывая нишу, похожую на гроб, с приспособлениями для выкручивания пальцев и специальными «сандалиями». Мгновение она колебалась; в эту игру она не играла давно. Ладно, как-нибудь в другой раз… Джульетта повела рукой, и стена вернулась на место. Джульетта проходила мимо ряда панелей и воскрешала в памяти, что скрывается за каждым зеркалом. Вот обычная камера пыток, вот кнуты из колючей проволоки, вот набор костедробилок. Вот анатомический стол с причудливыми инструментами. За другой панелью – электрические провода, которые вызывают у человека ужасные гримасы и судороги, не говоря уже о криках. Хотя крики не проникали за пределы звукоизолированной комнаты. Джульетта подошла к боковой стене и снова взмахнула рукой. Покорное зеркало скользнуло в сторону, открывая взгляду почти забытую игру, один из самых первых подарков Дедушки. Как он ее называл? Железная Нюрнбергская Дева, вот как – с заостренными стальными пиками под колпаком. Человек заковывается внутри, вращается штурвальчик, смыкающий половинки фигуры (только очень медленно), и иглы впиваются в запястья и локти, в ступни и колени, в живот и глаза. Надо лишь держать себя в руках и не поворачивать штурвальчик чересчур быстро, иначе можно испортить всю забаву. Впервые Дедушка показал, как работает Дева, когда привез настоящую живую игрушку. А потом показал Джульетте все. Дедушка научил ее всему, что она знала, потому что был очень мудр. Даже ее имя – Джульетта – он вычитал в какой-то старинной книге философа де Сада. Книги, как и игрушки, Дедушка привозил из Прошлого. Только он мог проникать в Прошлое, потому что у него одного была Машина. Когда Дедушка садился за пульт управления, она мутнела и исчезала. Сама Машина, вернее, ее матрица, оставалась в фиксированной точке пространства-времени, объяснял Дедушка, но каждый, кто оказывался внутри ее границ – а она была размером с небольшую комнату, – перемещался в Прошлое. Конечно, путешественники во времени невидимы, но это только преимущество. Дедушка привозил множество интересных вещей из самых легендарных мест: из великой Александрийской библиотеки, из Кремля, Ватикана, Форт-Нокса… из древнейших хранилищ знаний и богатств. Ему нравилось ездить в то Прошлое, в период, предшествующий эре роботов и термоядерных войн, и коллекционировать сувениры. Книги, драгоценности… Никчемный хлам, разумеется, но Дедушка был романтиком и обожал старые времена. Конечно, Машину изобрел не он. На самом деле ее создал отец Джульетты, а Дедушке она досталась после его смерти. Джульетта подозревала, что Дедушка-то и убил ее родителей. Впрочем, это не имело значения. Дедушка всегда был очень добр к ней; кроме того, скоро он умрет, и тогда она сама будет владеть Машиной. Они часто шутили по этому поводу. – Я воспитал чудовище, – говорил он. – Когда-нибудь ты уничтожишь меня. После этого тебе останется уничтожить целый мир – или его руины. – Ты боишься? – дразнила Джульетта. – Нет. Это моя мечта: полное и всеобщее уничтожение, конец стерильному упадку. Можешь ли ты представить себе, что некогда на этой планете жили три миллиарда людей! А теперь едва ли три тысячи! Три тысячи – запертых в Куполах, не смеющих выйти наружу, вечных узников, расплачивающихся за грехи отцов. Человечество вымирает; ты просто приблизишь финал. – Разве мы не можем остаться в другом времени? – В каком? Никто из нас не мог бы выжить в иных, примитивных условиях… Нет, надо радоваться тому, что есть, наслаждаться моментом. Мое удовольствие – быть единственным обладателем Машины. А твое, Джульетта? Он знал, в чем ее удовольствие. Свою первую игрушку, маленького мальчика, Джульетта убила в одиннадцать лет. Игрушка была особым подарком от Дедушки, для элементарной секс-игры. Но она не захотела действовать, и Джульетта, разозлясь, забила ее железным прутом. Тогда Дедушка привез ей игрушку постарше, темнокожую. Та действовала просто здорово, однако в конце концов Джульетта устала и взяла нож. Так она открыла для себя новые источники наслаждений. Конечно, Дедушка об этом знал. Он в высшей степени одобрил ее забавы и с тех пор постоянно привозил ей из Прошлого игры, которые она держала за зеркалами в спальне, и объекты для экспериментов. Самым волнующим был момент предвкушения. Какой окажется новая игрушка? Дедушка старался, чтобы все они понимали по-английски. Словесное общение часто имело большое значение, особенно если Джульетте хотелось следовать наставлениям философа де Сада и насладиться интимной близостью перед тем, как перейти к более утонченным удовольствиям. Будет ли игрушка молодой или старой? Необузданной или кроткой? Мужчиной или женщиной? Джульетта перепробовала все возможные варианты и комбинации. Иногда игрушки жили у нее несколько дней, а иногда она кончала с ними сразу. Сегодня, например, она чувствовала, что ее удовлетворит только самое простое решение. Поняв это, Джульетта оставила в покое зеркальные панели и подошла к большому широкому ложу. Он был там, под подушкой, – тяжелый нож с длинным острым лезвием. Итак, она возьмет игрушку с собой в постель и в определенный момент совместит удовольствия. Джульетта задрожала от нетерпения. Что это будет за игрушка? Она вспомнила холодного, учтивого Бенджамина Басурста, английского дипломата периода, который Дедушка называл наполеоновскими войнами. О да, холодный и учтивый – пока она не завлекла его в постель. Потом был американский летчик… А однажды даже целая команда судна «Мария Целеста»! Забавно: порой в книгах ей встречались упоминания о некоторых ее игрушках. Они навсегда исчезали из своего времени, и, если были известными и занимали положение в обществе, это не оставалось незамеченным. Джульетта заботливо взбила подушку и положила ее на место. Внезапно раздался голос Дедушки: – Я привез тебе подарок, дорогая. Он всегда так ее приветствовал; это было частью игры. – Не тяни! – взмолилась Джульетта. – Рассказывай скорее! – Англичанин. Поздняя викторианская эпоха. – Молодой? Красивый? – Сойдет, – тихо засмеялся Дедушка. – Ты слишком нетерпелива. – Кто он? – Я не знаю его имени. Но судя по одежде и манерам, а также по маленькому черному саквояжу, который он нес ранним утром, я предположил бы, что это врач, возвращающийся с ночного вызова. Джульетта знала из книг, что такое «врач» и что такое «викторианец». Эти два образа в ее сознании очень подходили друг другу. Она захихикала от возбуждения. – Я могу смотреть? – спросил Дедушка. – Пожалуйста, не в этот раз. – Ну, хорошо… – Не обижайся, милый. Я люблю тебя. Джульетта отключила связь. Как раз вовремя, потому что дверь отворилась и вошла игрушка. Дедушка сказал правду. Игрушка была мужского пола, лет тридцати, привлекательная. От нее так и разило чопорностью и рафинированными манерами. И, конечно, при виде Джульетты в прозрачной накидке и необъятного ложа, окруженного зеркалами, она начала краснеть. Эта реакция полностью покорила Джульетту. Застенчивый викторианец – не подозревающий, что он в бойне! – Кто… кто вы? Где я? Привычные вопросы, заданные привычным тоном… Джульетта порывисто обняла игрушку и подтолкнула ее к постели. – Скажите мне, я не понимаю… Я жив? Или это рай? Накидка Джульетты полетела в сторону. – Ты жив, дорогой… Восхитительно жив! – Джульетта рассмеялась, начав доказывать утверждение. – Но ближе к раю, чем думаешь. И, чтобы доказать это утверждение, ее свободная рука скользнула под подушку. Однако ножа там не было. Каким-то непостижимым образом он оказался в руке игрушки. И сама игрушка утратила всякую привлекательность. Ее лицо исказила страшная гримаса. Лезвие сверкнуло и опустилось, поднялось и опустилось, и снова, и снова… Стены комнаты, разумеется, были звуконепроницаемыми. То, что осталось от тела Джульетты, обнаружили через несколько дней. А в далеком Лондоне, в ранние утренние часы после очередного чудовищного убийства, искали и не могли найти Джека Потрошителя…
Авторы: Роберт Альберт Блох; Харлан Эллисон. Перевод: Владимир Бука
За все время «смотрин» Рамзан произнес, самое большее, пять или шесть слов. Впрочем, и уделил он мне не более пяти минут – ощупал недобрым цепким взглядом, забрал ксерокопию моего паспорта, кинул на клеенчатый стол ключи и был таков. Когда он уехал на своей черной «ауди-100», мы с Серегой остались в сторожке вдвоем. Серега был всего на год старше меня, недавно дембельнулся со срочной, но выглядел изрядно побитым нелегкой жизнью. Он был длинный, мосластый, белобрысый, с тусклыми равнодушными глазами, костлявое лицо сплошь изрыто глубокими оспинами. Едва дверь сторожки закрылась за нанимателем, мой сменщик полез в тумбочку, порылся там и достал початую бутылку «Русской»: - Будешь? читать дальшеПить с утра, без закуски, дешевую теплую водку из гранчака хотелось - как сдохнуть. - Ну как знаешь, брат. А я налью себе. Чтоб солнце быстрей взошло. Он опрокинул «стошечку», весь перекосился, закусил казенную сигаретным дымом. - Ты в армии служил? А, да, не служил. Ты ж студент. Сторожем-то доводилось работать? Работать сторожем мне доводилось. - Ладно, студент. Иди сюда. Видишь – чтой-то там черненькое белеется? Серега поманил меня к замызганному, забранному решеткой окну, из которого открывался унылый вид на мокрый октябрьский парк. Утро выдалось пасмурным, с неба сыпалась мельчайшая водяная пыль, в облетающей листве орали вороны . В сотне шагов от сторожки, за хлипким, с массой прорех проволочным заборчиком виднелось приземистое одноэтажное здание грязно-желтого цвета. Рядом с ним громоздились контуры чего-то обширного, похожего с первого взгляда не то на груду металлолома, не то на склад старого промышленного оборудования. Там было нечто вроде железного спрута с задранными к небу щупальцами, потом еще скрученная в ленту Мёбиуса стальная полоса в кружевах ржавой арматуры и огромные, бесформенные брезентовые куколи, расставленные зачем-то по кругу. Присмотревшись, я заметил торчащую из одного чехла гигантскую гусиную шею, выкрашенную в линялый синий цвет, и картинка, щелкнув, сложилась: - Луна-парк, что ли? - Вроде того, - усмехнулся Серега. – «Луна-парк» ваще-то громко сказано, так… парк развлечений. Старое ржавое говно, почти что списанное. Летом детишки катаются с мамками и тятьками, зимой стоит на консервации. Хотя его ты, в принципе, тоже охраняешь. - А что там охранять-то? - Ну как что. Электрика всякая, цветмет. Бомжи могут забрести, хулиганы накуролесить. Или по «синьке» кто-нибудь кататься полезет, ебнется с карусели, шею сломает, а тебе отвечать. Охраняй, короче. - Погоди, как это – кататься? Оно что, подключено? - К сети-то? Естественно. Главный рубильник в котельной, без него ничего не заработает, но знаешь - по пьяни насмерть и с табуретки можно навернуться. Не, ну если тебя от скуки вдруг попрет на паровозике Чу-Чу покататься… - Серега заржал, - …так ты не сдерживайся, братуха. Бабу можешь пригласить, если чё. Правда, девки это место не любят. Я пару раз пробовал. Они побыстрей уйти стараются, говорят, мол, жуть как стрёмно. - А что с котельной? – спросил я. - Во-от. Котельная – твой главный объект. У Рамзана там, во-первых, склад. А во-вторых, он там при котельной сауну для своих оборудовал. Пару раз в неделю приезжает, иногда сам, иногда с «быками», иногда с блядями попариться. Товар привез, товар увез. Так вот задача твоя – приглядывать за товаром, шоб не спиздили, это раз. За котельной, это два. Котельная старого типа, кстати, газовая, с топкой, можно использовать как мусоросжигатель – листья, там, по осени, всякое такое. Если Рамзан тебе позвонит, - Серега кивнул на стоящий в углу телефон, древний, черный, с тяжелой эбонитовой трубкой и скрипучим диском, - значит, к его приезду надо баньку протопить. Потом покажу как. Он щелкнул зажигалкой и засмолил очередную «приму». Я воспользовался паузой, чтобы спросить: - Что за товар-то? - Да хуйня всякая. Гексоген в мешках, автоматы, наркоты немножко, - обыденно сказал Серега. Увидев мое лицо, снова зареготал: - Ахаха, купился?! Лан, не ссы. Какой там товар может быть. Ну водяра паленая, «Рояль» голландский, всякий дешевый хавчик, может, шмот. Рамзан ларьки держит на рынке. Но имей в виду, он мужчина резкий и с крутыми связями. Так что постарайся его не злить, себе дороже. Да, вот еще что тебе надо знать. Если вдруг чего – действуй по обстановке… - По обстановке – это как? - Это так. Служба здесь – лафа, не служба. Дежуришь ночь через две. Дверь в караулке железная, засов, на окне решетки, без твоего ведома хер войдешь. Объект из окна виден, можно даже не вылезать. Сиди чаи гоняй, телек смотри, или читай книжки… к сессии готовься, - горький сигаретный дым лез ему в глаза, он то и дело тер их ладонью. – Главное. Не спи. Если Рамзан приедет, а ты дрыхнешь – это пиздец. И я б тебе советовал все-таки раз в час дойти ножками до объекта, проверить замки и все прочее. Ключи на столе. Теперь. Если просто какие-нибудь пьяные гоблины забрели, или бомжи приперлись – гони их в шею своими силами. Но если что-то из ряда вон – например, целая банда их или в сторожку к тебе ломятся – наружу носа не кажи, а сразу звонок Рамзану. Запомни, брат, это важно: не ментам, Боже тебя упаси сюда ментов притащить, а именно ему. Через пять минут приедут его «быки», дальше их работа, а тебе косточку дадут за хорошую службу. Понимать моя? - Понимать. Слушай, может, мне еще и оружие полагается? - А как же, - ухмыльнулся сменщик. Протянул руку куда-то в угол за одежный шкаф и выудил оттуда дубинку. – Держи. Тяжелая дубинка длиной в полметра была сделана из толстенной пружины, обмотанной черной изолентой. С рукояти свисал кожаный ремешок, с ударного конца выглядывал гладкий стальной шар размером с крупную сливу. Страшная штука. Для пробы я легонько тюкнул себя по левой ладони, чертыхнулся и затряс отшибленной рукой. - Телефон Рамзана на стенке, сортир за стенкой, чай с сухарями в тумбочке. Еще вопросы есть? – Да вроде все ясно, чего тут. Серега, а скажи честно: вот тебя не ломает на бандюков, да еще и «черных», работать? - Честно? Нет. – Серега мрачно поглядел на окурок и растер его в банке с ожесточением, как злого клопа. – Русский бандит ничем не лучше дагестанского, знаешь. Рамзан еще нормальный, платит честно и ниже плинтуса тебя не опускает. Блин, Рыжий, ты как целка, ей-богу! Иди найди сейчас работу нормальную для таких, как мы с тобой! Веселое, бляха-муха, времечко… Ох и будем мы с тобой лет через двадцать его вспоминать - если доживем, конечно… Ладно, хватит лирики. Пошли, объект посмотрим. Или все же сперва по водочке?..
27-е ноября.
Самое сложное в работе ночного сторожа – не спать. Особенно тяжело не спать в «волчью стражу», после двух. Не спасают ни литровая кружка кофе, ни чтение, ни радиоприемник – последний, наоборот, убаюкивает «на раз». Старенький черно-белый «Рекорд» сдох через неделю после моего поступления на службу, и Серега вынес его на помойку. Можно курить, можно жевать жвачку, но ведь не будешь же делать это всю ночь напролет. У меня на этот случай был свой рецепт. В тумбе отыскался толстый разлинованный гроссбух с наклейкой «Учет входящих» на картонной обложке. Половина листов была выдрана, однако мне хватало и оставшихся. Сидя за ободранным столом перед зарешеченным окошком, ночами я переписывал в этот гроссбух стихи. По памяти. Есенина, Бродского, Ахматову, Набокова, Гумилева. Мелкая моторика пальцев, сжимающих ручку, и работа мозга по вспоминанию заученного наизусть текста не дает человеку заснуть – проверено.
…Вернемся в снегопад. Здесь каждый клок Бесформен, медлен, вял и одинок. Унылый белый мрак, белесый бледный день, Нейтральный свет, абстрактных сосен сень. Ночь обнесет двойной оградой сини Картину с созерцателем картины.
Именно сейчас эти строки из набоковского «Бледного пламени» были как нельзя более уместны. Я отложил ручку, хрустнул пальцами, посмотрел на часы – три ночи – глянул в окно. За окном валил снег. Первый снег зимы девяносто шестого года. Сыпался густо, крупными хлопьями, обряжая в стерильный саван темный парк, пустой, как открытый космос. Грязная коробка котельной отчетливо выделялась на белом фоне железнодорожной насыпи, фонарь в сетчатом колпаке, который я всегда включал на ночь над дверью котельной, заключал кладбище стальных динозавров в круг призрачного тускло-желтого света. И на самой границе этого света за снегопадом ворочалось что-то темное, большое, неразличимое. Я пришел в себя уже на полпути к котельной – в одной руке дубинка, другая судорожно пытается поймать рукав ватника. От моментального выброса адреналина сердце тяжело бухало в ребра, и мир вокруг обрел нереальную резкость. Из темноты доносились странные звуки – поскрипывание, пыхтенье, негромкий лязг. Подбежав поближе, я увидел. Это был детский паровозик «Чарли Чу-Чу», единственный из аттракционов, оставшийся на зиму в практически рабочем состоянии – поскольку там и консервировать-то было нечего. Три маленьких крытых вагонетки, когда-то выкрашенные в веселенькие цвета. На переднем сохранилась улыбающаяся мордочка мультяшного львенка, на двух остальных от обезьянки и черепашки уцелели лишь лапа, сжимающая банан, и клочок серого панциря. Все это ржавое хозяйство, влекомое электродвигателем, с пешеходной скоростью волочилось по рельсовому кольцу метров десяти диаметром. Вот непосредственно сейчас. Зимой. В мертвом парке. В три часа ночи – оно работало. И тащилось по кругу, скрипя, охая и вздыхая всеми сочленениями. Даже летом это был самый унылый и самый жуткий аттракцион, какой только можно себе представить. Возможно, я сентиментален, но нет ничего тоскливее, чем маленькие дети, с очень серьезными лицами едущие на дряхлой вагонетке по бесконечному кругу. А у детей, которых безумные родители затащили на борт «Чарли Чу-Чу», почему-то всегда были очень серьезные и сосредоточенные лица, словно они разом осознавали всю тщету и бренность земного бытия. Некоторые, когда их пытались посадить в вагонетку, начинали плакать, и родители уводили их прочь, успокаивать и покупать сахарную вату. Мальчишка, сидящий сейчас в вагонетке с мордочкой львенка на борту, не плакал. Просто серьезно смотрел прямо перед собой. Обыкновенный пухлый карапуз лет четырех, закутанный по самые брови в толстое пальто, шарф и смешную белую шапку из кроличьего меха. Над воротником пальто виднелись румяные с мороза щеки и нос пуговкой. Вагонетки пошли на новый круг, мальчик скользнул по мне равнодушным взглядом и проехал мимо – его рукавичка сжимала тесемку желтого воздушного шарика, а сам шарик болтался под крышей вагонетки, медленно тычась из угла в угол. Волна ледяного ужаса прокатилась по моему телу. Впервые в жизни я понял на практике смысл расхожего выражения «волосы встали дыбом». - Эй! – каркнул я враз пересохшим горлом. – Эй! Ребенок! Мальчик не обернулся – наверное, он бы и не смог во всех его неповоротливых одежках. Я прирос к месту и молча наблюдал, как «Чарли Чу-Чу» делает круг, снова обращая ребенка лицом ко мне. - Мальчик! Ты… как ты здесь оказался? Где твои родители? Сейчас ребенок был в пяти шагах от меня. Сдвинуться с места, протянуть руку… выдернуть пацана из вагонетки… Мальчишка посмотрел на меня. Сквозь меня. - Я маму жду, - печально сказал он. Обычный детский голос, звенящий как колокольчик. И дикция немножко невнятная – как и положено у маленького ребенка, еще не освоившегося толком со связной речью. …Вот сейчас… «Чарли Чу-Чу» начал набирать скорость. Я дернулся вперед, но опоздал – воротник детского пальто, охваченный толстым шарфом, пронесло в сантиметрах от моих вытянутых пальцев, а на следующий круг паровозик зашел со скоростью, которую я в нем и не подозревал. Вагонетки прогромыхали мимо, раскачиваясь, рассыпая искры. Желтый шарик под крышей мелькнул смазанным пятном. Я повернулся и бегом бросился к котельной. Там был рубильник, отключающий парк от электросети. Возможно - мелькнуло в голове - сменщик зачем-то включил, а я забыл проверить, и «Чарли Чу-Чу» ожил, сам по себе, где-то перемкнуло, а мама с сыном шли мимо… в три часа ночи, по безлюдному парку… Ключи в заледеневших пальцах никак не хотели лезть в скважину, над головой рявкнуло гудком, загремело: «тутух-тутух! тутух-тутух!» - по насыпи шел скорый… Рубильник, как и положено, был в положении «выкл.» Но я все равно рванул его кверху, выждал секунду, дернул книзу, клик-щелк-клик - так передергивают винтовочный затвор. И прислушался. Тихо. Снаружи было тихо. И когда я вышел из двери котельной наружу, под мутный казенный свет фонаря, «Чарли Чу-Чу» смирно стоял на отполированных, блестящих, словно смазанных жиром, рельсах, снежные хлопья оседали на нем и не таяли, и никого не было ни в одной из вагонеток. И никаких следов на снегу, кроме моих. Только из-под крыши первого вагончика, со львенком, вдруг выскользнул желтый веселый шарик и быстро пошел вверх, вверх, вверх.
6-е декабря.
Нам ведомо из снов, как нелегки Беседы с мертвыми, как к нам они глухи - К стыду и страху, к нашей тошноте И к чувству, что ни – не те, не те. Так школьный друг, убитый в дальних странах, В дверях нас встретит, не дивясь, и в странном Смешенье живости и замогильной стужи Кивнет нам на подвал, где леденеют лужи.
По образованию я историк. И с архивами работать умею. А в архивах можно найти что угодно, если знать, что искать. Впрочем, нашел я не так уж много. Раньше на месте парка была графская усадьба, и отсюда – буржуазная роскошь моей караулки с толстыми кирпичными стенами и личным санузлом: в незапамятные времена это был домик привратника. Фамильное кладбище, часовня и много чего еще были здесь же, неподалеку, но все было пущено под нож бульдозера при Советах, а вместо усадьбы заложен парк, место культурного отдыха трудящихся. В семидесятые годы в парке орудовал маньяк. Было найдено несколько жертв, молодых женщин. Потом убийства прекратились. Возможно, маньяка поймали, возможно – ему просто надоело. Несчастный случай в парке развлечений – не в том, который сейчас рядом с котельной, в восьмидесятые здесь был другой луна-парк: пятилетний ребенок залез под карусель, и его убило опустившимся шатуном. Фотографии, слава Богу, нет – не знаю, что бы со мной стало, опознай я на фото своего ночного визави. Вообще-то обычная история обычного парка. Наверное, в любом городе, копнув на пару метров вглубь, наткнешься на чьи-то кости. А я еще и обрадовался найденному в архивах. Призраки? Это же прекрасно! Это так волнительно! В нашем плоском, лишенном магии мире не так уж часто сталкиваешься с мистикой! Настоящий замок с привидениями! Я был молодой дурак, и я читал слишком много фэнтези. …Когда истощился запас стихов, затверженных наизусть (переписывать по третьему кругу становится неинтересно), я все-таки заснул, под бормотание приемничка на подоконнике. Мне приснился сон, как всегда, цветной, с сюжетом и звуком – говорят, такие сны есть признак шизофрении, да и пусть, я привык. Мне снилось, что я нахожусь в месте, почему-то называемом Полустанок, и это место действительно похоже на небольшую станцию с одним перроном и станционной гостиницей. И эта станция окружена непролазными болотами и сплошной стеной серого тумана, а поезд к перрону все никак не подают, а в гостинице веселятся и пьют мои друзья – Володя Кустов, убитый в Таджике, Эдька, выпавший с балкона на собственном дне рождения, Катя Синильченко, умершая от передоза; Хомяк, с которым мы копали под Старой Руссой и о котором вот уж года два я никаких вестей не слышал… А я хочу уехать, потому что есть одно очень важное и незаконченное дело, правда, я не помню, какое именно; и вот на перроне я ловлю какого-то человека в синей форме проводника и предлагаю ему денег, много денег. Проводник смеется надо мной: деньги мне не нужны, говорит он, ты заплатишь, но не деньгами. А чем? Временем, отвечает он… Хорошо, я заплачу, но мне нужно вырваться с Полустанка, очень нужно, меня не должно здесь быть – скажи, как уйти? Человек в форме показывает куда-то в туман, и я вижу вереницу фигур в черных рясах, скользящих по топи, не оставляющих следа на болотной жиже. Вот, говорит проводник, видишь? Уйдешь, когда сможешь так, как они… Просыпаюсь рывком, с бешено колотящимся сердцем. Ощущение, что куда-то не успел, и нужно срочно бежать, иначе – беда. В окне ни черта не видно: минус двадцать два, стекла красиво расписаны цветами от Деда Мороза. Натягиваю теплый армейский бушлат с колючим воротником и армейскую ушанку, выхожу из сторожки, иду к «объекту», ускоряя шаг. Метрах в тридцати от ветхого заборчика «луна-парка» перехожу на бег, видя странных очертаний пятно перед каруселью «веселый осьминог» и понимая – не успел, опоздал, беда. Человек лежит ничком, почти упираясь головой в копыто бетонного бегемотика. В парке развлечений таких бегемотиков четыре, все одеты в золоченые шлемы и красные мундиры пожарных. Один держит топорик, другой – наконечник брандспойта, похожий на дубинку, третий – короткий багор и четвертый стоит просто так, оперев правое копыто на бетонный шар размером с футбольный мяч. Вот возле этого четвертого и лежит тело, при жизни, видимо, бывшее бомжом. Оно выглядит странно плоским, на метр вокруг него снег ярко-красного цвета, и даже шар под ногой у бегемотика красно-бурый. Я еще успеваю зачем-то взять его за вывернутую кисть, еще чуть теплую (и поразиться, как мягко сгибается рука – словно резиновая), успеваю заметить белый осколок кости, прорвавший грязную штанину на левой голени, после чего выпитый кофе и полупереваренные сухари извергаются из меня бурым фонтаном прямо на убитого. Странно, но никакого страха нет, рвота – реакция чисто физиологического отвращения. Когда она стихает, возвращаюсь бегом в сторожку. Мозг отключился, голова кристально ясная. Никаких сторонних мыслей, двигаюсь «на автопилоте». На автомате же засекаю время: три ноль пять. Снимаю трубку допотопного телефона. - Рамзан? Это Рыжий, с котельной. У нас беда. Здесь труп. …Рамзан приехал буквально через десять минут, с ним были двое «быков». Выйдя из машины, первым делом чеченец двинул мне в зубы. - Что ты, ахренел савсэм, да?! По телефону про труп, да?! Что, где, показывай давай, сторож, билят! Однако, увидев лежащее на площадке, уже основательно прихваченное морозом тело, Рамзан притих и побледнел. Что-то бормоча на своем языке, он походил кругом, потрогал тело носком ботинка, покрутил головой, повернулся ко мне, и я с изумлением увидел на его хищной роже кривую ухмылку: - Э, слюшай, а ты зверь! Маньяк, в натуре! Крышу сорвало, да? Только, э, под конец не удержался, стравил. Это бывает, от перевозбуждения, я сам видел. А такой тихий с виду! «Да что он несет?» - панически подумал я. – «Он что, думает, это моих рук дело?!» Рамзан говорил что-то еще, восхищенно цокая языком. А я только сейчас с ужасом понял, что тяжелая стальная дубинка, машинально прихваченная мной, когда я выскочил из караулки, до сих пор свисает на ремне с моего запястья. И то, что осталось от черепной коробки покойника, выглядит именно так, как должны выглядеть повреждения от такого вот, тупого, тяжелого, ударно-дробящего. - Это… - просипел я. – Рамзан, нет… Это не я его… - Да ладно! – отмахнулся тот. – Расскажи кому другому! Маладэц, да. Так и надо. Главное, не испугался, Рамзану позвонил, не ментам – маладэц! Только, знаешь, ти напачкал – надо прибрать за собой. - Это не я, клянусь! - Да меня не эбёт, билят, ты, не ты! А кто, если не ты? Я, что ли?! Или вот этот бегемот?! Все, давай, мозги не трахай, да. Вот что: звони своему сменщику, и приберитесь тут живо. Э, ладно. Сам позвоню. Он снял с пояса «Дельту», сделал звонок и, обращая на меня не больше внимания, чем на порхающие в воздухе снежинки, пошагал обратно к машине, рядом с которой топтались на морозе «быки». Когда приехал Серега, на часах было 3:48. Поняв, что от него хотят, Серега начал было отмазываться - в ответ Рамзан только хмыкнул и многозначительно сдвинул полу кожанки, показав черную кобуру. Серега скис и взялся за дело. Мы управились быстро, так, как если бы все было не впервой. Тогда-то я и понял, зачем Рамзану газовая котельная старого типа, с топкой-мусоросжигателем. Красное пятно на снегу исчезло, перекопанное и разбросанное по окрестным сугробам; бетонный шар под копытом бегемотика щедро облили хлоркой. Рамзан, запершись в «ауди», слушал музыку, «быки» курили, часто сплевывая на снег, и обсуждали какого-то Рафика, который вконец оборзел. Потом я сказал Рамзану: - Рамзан, я увольняюсь отсюда нахрен. - Куда ты теперь уволишься, нахрен, - ощерился Рамзан. – Кто тебя, нахрен, отпустит, а? Сиди, Маньяк, сторожи. На вот, премия вам с Серегой. Бабе своей джинсы вареные купишь, себе кожан купи, чё ходишь, как лох. Он достал из кармана кожанки комок долларовых купюр, швырнул, не считая, на стол и уехал вместе со своими бандитами. За окном занимался рассвет. Серега старался на меня не смотреть. Я достал водку из тумбочки и молча налил нам обоим «с горкой». Водка была теплой и скверной, но мы пили ее как воду, не закусывая и не морщась. Пальцы дрожали, и я слышал, как Серега мелко стучит зубами о стекло.
25-е декабря.
Шла оттепель, и падал с высоты Свирепый ветр. Трещал в тумане лед. Озябшая весна стояла у ворот, Под влажным светом звезд, в разбухшей глине, К трескучей, жадно стонущей трясине, Из тростников, волнуемых темно, Слепая тень сошла и канула на дно.
Около полуночи позвонил Рамзан. - Зда-арово, Маньяк… - протянул он. По голосу я понял, что хозяин сильно пьян. – Как там, все харашо? Больше никого не убил, э? Хе-хе… Значит, ты мине сауну натопи, да… Я попозже с девочками подъеду… Все, давай, трудись… Я положил трубку. Рождество порадовало оттепелью, парк снова был черный, страшный, залитый по щиколотку ледяной водой. Порывистый ветер рвал голые кроны деревьев, в путанице ветвей барахталась молодая луна. То и дело оскальзываясь, я добрел до котельной, пощелкал рубильниками, запуская ТЭНы, включил воду в бассейне и поскорее ушел – в такую погоду замечательно сидеть рядом с котлом, наслаждаясь идущим из топки сухим вулканическим теплом, но я не мог. С той ночи в гудящих, как осиный рой, красно-синих языках злого газового пламени мне то и дело виделось изуродованное тело, обугленное, рассыпающееся прахом. Я вернулся в караулку и выпил смородиновой «авроры» из жестяной баночки, чокнувшись с зеркалом. - С рождеством, что ли, - сказал я своему отражению. И закусил водку плавленым сырком. Из облупившегося зеркала, висящего над тумбочкой, на меня смотрели такие же тусклые равнодушные глаза, которые давным-давно, целых два месяца тому, неприятно удивили меня во внешности моего сменщика. Впрочем, это ничего. Это просто от недосыпания. Надо выспаться как следует, и все будет хорошо. Убирая ополовиненную баночку «авроры», я нащупал в тумбочке что-то твердое, картонное, плоское. Вытянув на свет пыльную бухгалтерскую книгу с ярлычком «Учет входящих», посмотрел на нее с кривой усмешкой и небрежно бросил на стол. В последнее время мне не требовалось никаких специальных мер, чтобы не спать до утра. Скорее наоборот - нужны были средства, чтоб заснуть. По старой дружбе я затоварился галоперидолом в аптеке, где раньше работал грузчиком. «Колеса» плохо сочетались с водкой, но без них было еще хуже – я мог не спать два-три дня кряду, и тогда с недосыпу начинала мерещиться разная дрянь. Я начинал видеть несуществующих людей, слышать чьи-то длинные и вроде бы вполне связные, но совершенно сюрреалистические беседы, а реальные звуки и цвета становились невыносимо резкими и раздражающими. Хотя вообще-то в том, чтобы подолгу не спать, была своя польза. Наш третий сменщик куда-то пропал, и его дежурства Рамзан раскидал на нас с Серегой. Его зарплату – тоже. Я совсем забросил учебу, взял «академку», зато получал теперь вполне приличные деньги. В час тридцать я проверил сауну. Банька протопилась в самый раз, маленький бассейн был полон. Оставалось ждать хозяина, который мог приехать через четверть часа, а мог и не приехать вовсе, такое тоже случалось. И я вновь побрел в опостылевший домик привратника, но на полпути заметил в глубине аллеи знакомую фигуру и радостно побежал навстречу, шлепая берцами по лужам, потому что это же была Наташка, а Наташка – это хорошо. - Слушай, как здорово, что ты пришла! – закричал я за десять шагов. – Первая хорошая новость за сегодняшний день! Привет, солнц! - Привет, - она улыбалась. Приподнявшись на цыпочки, чмокнула меня в щеку. Губы были холодные. - И как ты ночью через парк ходить не боишься, диву даюсь. А вдруг тут какой-нибудь маньяк притаился, а тут ты, такая красивая и, что характерно, одинокая! Кстати, прекрасно выглядишь, - я ничуть не кривил душой, Наташка и впрямь смотрелась весьма элегантно. Длинное кожаное пальто, красный шарф и легкомысленный беретик. – Только, э, что-то ты не по погоде одета. Замерзла небось? - Ничего, у меня свитер теплый, а маньяков я не боюсь. Так соскучилась по тебе, что вот не утерпела, решила сегодня прийти. А ты по мне скучал? - Очень. Риали-риали. Ну что, пойдем ко мне в теплый домик? - Приглашаешь? - Естес-сно, приглашаю. Мой дом – твой дом. Только угостить нечем, ты прости. Блин, знать бы, что придешь, я б подсуетился. А так только кофе, зато горячий и сладкий. Или водка. Хочешь водки? - Да ну тебя. Знаешь ведь, я не пью. А ты, кстати, пил, от тебя пахнет. Фу. Наташка скорчила смешную гримаску. Я хотел было объяснить, что это самый-самый последний раз, и это я просто устал очень, и больше никогда... Меня перебил автомобильный гудок от сторожки – резкий, прерывистый, нетерпеливый. - Черт. Черт-черт-черт. Твою мать, ну как же некстати, а?.. - Что такое? Опять твой Рамзан? – лицо у Наташи застыло. - Да он такой же мой, как твой. Принесла нелегкая в бане париться. Что б ему задержаться хоть на часок… Еще и девок с собой, наверно, притащил, пьяные все, поди… тоже мне, правоверный… Достал он меня по самое не могу, чесслово. Видеть его не хочу, а уволиться никак, не дает, сволочь… Слушай, солнц, ты прости меня, пожалуйста, но раз такое дело… - Мне уйти? Я не хотел показывать Наташку чеченцу. Не знаю, может быть, ничего страшного и не случилось бы. Но почему-то от одной мысли о том, что мой наниматель увидит Наташку, у меня сводило челюсти. Нет. Нельзя. В сторожку я вернулся один. Рамзан стоял у двери, недовольно накручивая на пальце брелок с ключами от «ауди». - Где шлялся, а? – буркнул он вместо приветствия. – Сауна готова? - Гулял. Сауна готова, - в той же тональности ответил я. – Вот ключи. Отдыхайте. Рамзан искоса глянул на меня, поиграл желваками на небритой физиономии. Он был «при полном параде» - черное кашемировое пальто, лакированные ботинки, золотые «гайки» на пальцах, толстая золотая цепь выглядывает из ворота расстегнутой черной рубашки – не вполне трезв, но на ногах стоял твердо. А вот спутница его, молодая, фигуристая пергидрольная блондинка с внешностью дорогой проститутки, нетрезва была от слова «совсем». Ерзала на переднем сиденье «ауди», задрав обтянутые нейлоном коленки выше «торпеды», и за спиной Рамзана пьяно пыталась строить мне глазки. - Ты смотри у меня, - недобро сказал наконец Рамзан. – Борзеть не вздумай. Чтоб я тебя до утра не видел и не слышал. За машиной присмотри. - Не увидите и не услышите, - твердо пообещал я. Он забрал свою девку, которая тут же повисла на нем, как раненый боец на санитарке, запер машину и пошел к котельной. А я включил приемник и поставил чайник. И ближайшие полтора часа просто сидел, заедая сухарями крепкий сладкий кофе, слушая отечественную попсу и с тоской глядя в зарешеченное окно. За окном качались черные деревья и завывал сырой оттепельный ветер. Три часа ночи. Волчья стража. В приемничке Наташа Королева пела про желтые тюльпаны. Я засыпал в кружку новую порцию «Нескафе». Со стороны котельной хлопнул выстрел. Потом еще один. И еще. А потом я услышал крик. Он длился и длился, жуткий, истошный вопль, не верилось, что в человеческих легких может хватать воздуха на такой долгий крик, и оборвался на самой высокой ноте. Я аккуратно, не просыпав ни крупинки, положил в кружку три чайных ложки сахара и залил кипятком. Не торопясь, допил кофе и дослушал Алену Апину, «Узелки». И только потом пошел смотреть. Рамзана я нашел между каруселью с кабинками-гусями и заколоченным павильоном пневматического тира. Он лежал навзничь, одетый только в рубашку и брюки, босой, и вид у него был… как у газеты, которую тщательно скомкали, а потом небрежно расправили. В стороне валялся плоский ТТ. А у павильона с тиром стоял бетонный бегемотик, прижимая к красному пожарному мундиру красный багор, и на добродушной бегемотьей морде виднелась небольшая выщербина, будто кто-то с размаху ковырнул его арматуриной. Спутницу Рамзана я искал чуть дольше. В предбаннике висело черное кашемировое пальто и валялась небрежно разбросанная женская одежда, на длинном столе стояла ополовиненная литруха «мартини» и остатки закуски, но женщины не было. В бассейне ее не было тоже, а толстую деревянную дверь сауны я так и не смог открыть, как ни рвал ручку. Возможно, дерево разбухло от воды? Я пошел за ломиком, и тут за моей спиной дверь распахнулась сама с таким звуком, словно кто-то пнул ее ногой. И, да, рамзанова девица была там. Температура в сауне была градусов под двести, пар, поваливший в предбанник, вкусно пахнул вареными сардельками. Смотреть подробности я не стал. Как все случилось? Сначала они сидели за столом, ели и пили. Наверное, Рамзан трахнул ее разок-другой прямо в предбаннике, на лавке, а то и на столе. Потом отправил девицу в сауну, обещая вскоре присоединиться… Потом, должно быть, он, как я только что, хрипя и матерясь, рвал заклинившую дверь сауны снаружи, а она билась изнутри всем телом и кричала, как может кричать человек, которого варят заживо. А потом? Что он увидел такого, что заставило его выскочить на мороз полуголым, бросив ботинки и пальто, но схватив пистолет? Почему он бежал не к освещенной сторожке, не к машине, что было бы логичнее всего, а бросился в лабиринт мертвых механизмов? От чего он пытался убежать, в кого стрелял? И что теперь делать мне? Я был странно спокоен, словно все это происходило не со мной, восприятие как будто приморозили новокаином. Сознание работало спокойно и равномерно, отбрасывая негодные варианты. Так. Ментам звонить нельзя. Если смерть проститутки еще можно свалить на несчастный случай или на взбесившегося пьяного Рамзана, то самого Рамзана повесят на меня, к бабке не ходи – был мотив, была возможность. Звонить подельникам Рамзана? Еще хуже. Меня просто положат рядом, даже разбираться не станут. Да я и телефонов ничьих, кроме Рамзана, не знал. В бега? Найдут. Не милиция, так диаспора. Что остается? Остается старая добрая газовая топка, гудящая, как пчелиный улей. И еще машину нужно куда-нибудь перегнать. Сделать вид, что Рамзана здесь вовсе не было. Водить я не умею. А Серега – умеет. Он должен помочь. Нужно срочно сделать звонок. …В караулке за столом сидела Наташка и листала «Учет входящих». - Наташа?! Почему ты… здесь… - Я погуляла и вернулась, - улыбнулась она, поднимая на меня глаза. – Совсем замерзла, даже свитер не греет. Еще и поскользнулась на этом гололеде проклятом, вот, все пальто извазюкала, представляешь? - Тебе сейчас нельзя… не надо… - слова застревали в горле колючим комком. - Что нельзя? Опять Рамзан твой? Да плюнь ты на него. Иди ко мне. - Наташенька, солнышко, только не сейчас. Прошу тебя. Мне нужно позвонить… срочно… а ты… - Ой, да телефон все равно не работает. И Рамзан твой нам больше не помешает, - безмятежно улыбнулась Наташа. - Никогда-никогда. …И весь накопленный за много ночей ужас, до поры забитый в дальний угол сознания самоконтролем, водкой и галоперидолом, обрушился на меня лавиной. Я смотрел на ярко-красный наташкин шарф, который на самом деле когда-то был белым – несколько пятнышек ближе к воротнику так и остались белыми. А Наташка смотрела на меня и улыбалась. И во всем мире оставался только ее голос: - Я и не знала, что ты любишь стихи. А я тоже очень люблю. Вот это Ахматова, да? А это Есенин, «Черный человек», мы его в школе проходили. А это? «Нынче ветрено и волны с перехлестом, скоро осень, все изменится в округе…» - Это Бродский. В ваше время его еще не читали. - А вот это Маяковский, да? «И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать; надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа…» - Да. Маяковский. - Открой дверь, пожалуйста! Там Ромка пришел! Двигаясь плавно, как во сне, я толкнул дверь. На пороге стоял пухлый мальчишка лет четырех. Хотя нет, не четырех - пяти. В статье писали, пять. - Можно? – спросил он, не перешагивая порог. - Можно, - покорно сказал я. - Это Ромка, - сказала Наташка, и маленький Ромка вошел. – Рома, это дядя Олег, познакомься. Олежа, это Ромик. Он славный, правда? - Здлавствуйте, дядя Олег, - серьезно сказал Ромка, стягивая с себя шапку. – У вас жайко. А злой дядька в пожайного Гошку стлелял. Тли лаза. - Он больше не будет, - пообещала Наташа. – Гоша его наказал, правда? Олег, почему ты улыбаешься? - Да так, подумал кое о чем, - улыбка и в самом деле растянула мои губы, широкая счастливая улыбка человека, нашедшего верный, отличный выход. Не нужно звонить Сереге, думал я. Не нужно таскать тела к газовой топке. Ничего не нужно. Нужно просто вернуться в «луна-парк» и подобрать пистолет Рамзана. И все будет хорошо. Мы с Наташкой сможем видеться гораздо чаще, и я в конце концов, наверное, привыкну к тонкой красной щели на ее горле, оставленной ножом того маньяка в семидесятых. И к ее элегантному кожаному пальто, покрытому грязными разводами на левом боку, там, где тело лежало на мокрой земле, к темным волосам, в которых засохла дорожная грязь. Может, я даже привыкну к Ромкиному затылку, разнесенному карусельным шатуном, ну или просто попрошу его не снимать шапку. А может быть, там ничего этого и вовсе не будет. И уж точно не будет ментов. И бандитов. И я отосплюсь, наконец. - Олег, а вот это чье? – спросила Наташа.
Неважно, кто они. К нам свет не достигает Их тайного жилья, но каждый день и час, Безмолвные, снуют они меж нас: В игре миров иль в пешками до срока Рожденных фавнах и единорогах, - А кто убил балканского царя? Кто гасит жизнь одну, другую жжет зазря?
- Набоков. «Бледное пламя». - Какие прекрасные стихи. Это о нас? - Да, - ответил я, глядя в ее глаза и думая о пистолете. – Это о нас.
Дыбр-дыбр-дыбр. В последнее время я только его и пишу, и то твиттерно, скомкано и ни слова о чем-то действительно важном и интересном. Видимо, сейчас нужно именно так. Успешно сократил свою норму "выспаться" до 8 часов, с удовольствием проснулся сегодня на оттенок раньше звонка будильника, чтобы прервать вышеупомянутый на первой ноте. Хочу довести норму до 6-5, я могу так, я помню. Вчера был всецело паскудный день и неприятного в нем было больше, чем приятного, но тем не менее - я начал писать персонажа на ролевую и за ночь не остыл к нему, почти прочел "Аномалии родительской любви", с удовольствием читаю в метро Фромма "Бегство от свободы" и время от времени в связи с этим вспоминаю пана Димитрия. К слову, надо бы озадачиться конспектом Павлова, коль я уже вспомнил об институте. Снова слушаю голландский, сегодня, возможно, будет время немного позаниматься. ** Вчера в ночи учился варить мыло, получил массу удовольствия и нового опыта. На очереди свечи.
Кто хочет научиться делать что-то подобное - приходите на мастер-класс, и вас научат. Очень увлекательный процесс, вот правда. Записаться можно здесь ** Сегодня у меня трое учеников: двое украинских и РКИ, которому еще надо написать материал на занятие. И, кроме того, мне распределили еще 2 заявки (одна из них - РКИ для дитёнка), надо позвонить, и Имиру с Мустафой тоже надо позвонить, распределить занятия до конца года и оплатить новые заявки на сайте, и сделать контрольную наконец. А то что-то я на нее как-то совсем забил. И нужно привести центр в порядок после чертового театра, хотя после бесед с ЛП что-то делать в центре совсем не хочется. А еще скоро 12 число, а потом - конец декабря и я, кажется, совсем пропаду из интернетов и буду бесконечно счастлив чуть более двух недель и после - всю жизнь, да, я скромный. Хочу вкусных плюшек от мироздания для себя и любимой к новому году и моему дню рождения. А еще хочу научиться максимально грамотно и правильно для себя упорядочивать время и рациональнее использовать силы. Это бы мне, пожалуй, пригодилось. ** А еще мне снова хочется творить. Я даже, пожалуй, знаю что.
На неопределенное время фотолавочка закрывается. Кому что должен - раздам, скорее всего, исходники. Фотошопная лавочка тоже прикрывается во всем, кроме двух проектов. Профессионально вырасту - вернусь, лавочка откроется снова, и та, и другая. Не вырасту, значит не годен я на се дело. Аминь и dixi.
И идешь, закусив в раздражении удила, По десятому кругу эпистолярного ада.
«Чмоки-чмоки, приветики, Саша, а как дела? Очень нравится то, что ты пишешь, стишки что надо, Твои сказочки, песни, истории и коты. И неважно, что пялишь глаза в монитор устало: У тебя-то, конечно, времени три состава, Расскажи, где дают научиться писать, как ты!»
Мне не жалко, дружок – всё поведаю от души. Это просто, как печь пирожки – на, рецепт пиши.
Ямб тебе пятистопный, хорей тебе пятисложный? Это так, сука, просто, что даже поверить сложно. Это проще, чем сотне даосов прохавать Цы. Когда думаешь – как это вытравить, чем бы сняться, Когда ночью к тебе приходят и снятся, снятся На поверхность дорогу скребущие мертвецы. Когда воздух хватаешь в ознобе тягучем, колком, Когда нервы – смотать в катушку и сдать в утиль, Когда кожу пластами срываешь и воешь волком – Вырабатывается особый, приятный стиль. Когда голову судьбы чужие грызут, что вши, Рифма лезет так ладно, ты знай успевай – пиши. Если твари из древних легенд тебе до зари Выжирают нутро: говори, вопят, говори, Расскажи им про нас, жизни дай, облеки в слова! Когда если не будешь писать – то стошнит, потащит, И раскрутит, и выбросит камнем тебя из пращи, И взорвется от слов ненаписанных голова… Накорми пустоту с бесконечной ее утробой!
Видишь, это несложно. Попробуй, дружок, попробуй, Открывай ноутбук и нажми на нем эникей. Можешь также царапать на стенах, салфетках, коже, И почувствуй, как это, когда не-писать не можешь. Начинай хоть сейчас. Только мне не пиши. Окей?
Елизарушка бы порадовался результатам теста. Но это интрига-интрига, ни-ко-му ни-че-го не скажу ХД ** Купил себе женщину, удовлетворяющую меня по утрам. Бо-оооже, как она хороша. Ради нее я даже встал сегодня в 8, привел себя в порядок и сейчас наслаждаюсь вкусным горячим кофе. И мне так хорошо-хорошо, что я прямо не представляю, как буржуй эдакий жил без нее раньше. Прекрасная женщина варит мне кофе. Сегодня львовский, из "Чоколятки". Нужно бы дописать про отпуск, да выложить в открытый доступ. Хорошо-о же было. А еще скоро конец декабря. Пользуясь случаем, сообщаю, что вот тут можно посмотреть список того, что я хочу в подарок на новый год и свой день рождения (который в январе, как знают те, кто знает меня давно). А вот здесь можно отметиться, если вы хотите от меня открытку к новому году (адрес можно отправлять в у-мыл или писать в комментариях). ** Сегодня на повестке дня фотосет с Идичкой, занятие с Халдуном, разбор фотографий и страдание фигней. Хотя, страдание фигней надо бы упорядочить тоже. Я начал снова играть в NFS, вроде как разобрался с квартирантами, что не может не радовать и раздумываю над тем, как по такой погоде нести ноут, фотоаппарат, объективы и учебники. А еще на дорогах привычные пробки и мне совсем не хочется ехать на трамвае при этом. Так что пойду на автобус и постою в пробках, что уж. ** Вчера, засыпая, я сочинял стихи, а ночью - шлялся по снам. ** Доброе утро
Лис устал ждать чужих никогда не взрослеющих принцев, он открыл магазин, там торгуют вином и корицей, лис читает стихи, он объездил, наверно, полмира… И уже ничего, не зовет, не болит - отпустило. Да, из всех горожан Лис, пожалуй, достойнейший житель, с ним любая красотка мечтала бы жить – или выпить. Наш Лис знает секрет, и поэтому самый везучий – его больше НИ-КТО, НИ-КОГ-ДА, НИ ЗА ЧТО не приручит.
На работе-таки творится какой-то адов пиздец. А мне все еще не хочется уходить с нее, сам не знаю, почему. Может, потому что я имею возможность заниматься на ней своими делами? Как вариант, да... К 19 декабря нужно сделать для Антона контрольную работу, мне досталось еще двое учеников: Нурия и Халдун. С Халдуном вчера отзанимались, будем с ним идти по разговорным темам, частично касаясь грамматики. Он хочет социализироваться и как можно скорее. Если мы с ним поладим, чует мое сердце, следующими клиентами моими станут его жена и сын, которые сейчас в Стамбуле, но должны скоро приехать. Халдун достаточно бойко говорит по-русски, однако, как и все иностранцы, совсем путается в окончаниях. Сперва скептично отнесся к тому, чем мы начали заниматься, затем уразумел, что да зачем. Менее контактный, чем Имир и Мустафа, однако более серьезный. С Нурией я встречусь завтра. Она турчанка, знает язык на нулевом уровне - приветкакдела еще скажет, но вряд-ли больше. Будет интересно с ней позаниматься, думаю. Правда, время для занятий у нее не очень удобное, но я рассчитываю сманить ее на сторону зла, к занятиям в 6 вечера и по полтора-два часа. От Нурии будет удобно ездить к Мустафе, который сейчас в больнице - простыл, дало осложнение, потом случилась адская мигрень и все такое. Вчера мне звонил, был рад слышать и вообще: тоскливо ему там, в больнице. По такой погоде заболел и Имир. Непостоянный такой товарищ, на самом деле. А, главное, не приученный занятия переносить, приходится перед каждым занятием уточнять, будет оно или нет. Купил вчера три новых пособия по РКИ и тематический словарь по украинскому. Пособия годные, особенно вот, чует мое сердце, пригодятся для Нурии. Получу денег - докуплю еще из этого же цикла. Хотя... на самом деле, сижу и компилирую из разных источников, под каждого ученика. Вот для Нурии буду на завтра готовить раздаточный материал. Посмотрим, что из этого выйдет. А сейчас поеду делать себе регистрацию - уже давно пора. А то что-то в последнее время меня менты стремают. Особенно в метро. ** Оперативно читаю "Я, Богдан", параллельно слушая голландские диалоги. Не расстаюсь с ежедневником, подумываю вообще о детальном планинге. Посмотрим, может и куплю. Хотя сколько тут уже того года осталось? Нужно выкроить время и съездить за зарядкой для Векслера (предыдущую, походу, коты-таки сгрызли). В Векслере слайды для МВВ. Это важно. И Выготский. Это интересно. ** Про фотографии помню. По мере возможности ими занимаюсь, все пожелания насчет непубличности и прочего учту обязательно. ** Пока еще работаю в нашем центре, хочу пройти в нем практику. Да и группа тут хорошая есть (и не одна), хотя к гештальт-терапии я отношусь пока еще настороженно. Надо бы почитать кого-нибудь из светочей науки на этот счет. ** Замотался настолько, что забыл оплатить дома интернет. Доктор, что со мной? ** Солнышко мое, я тебя люблю, вот.